– Давай, надевай!
Но больше он не проронил ни слова. Через несколько шагов они вышли к статуе Иоанна Глики: герой стоял всё такой же светлый и улыбающийся, а вокруг валялся разнообразный мусор. Алекс проводил дрожащую Афинаиду до дома. Правда, ей показалось, что главной причиной такого внимания было пальто на ее плечах. По дороге они почти не разговаривали, и под конец девушке стало совсем неловко. «Зачем я полезла его защищать? – подумалось ей. – Он, наверное, думает, что навязалась я на его шею! Мало того, что из-за меня его схватили, так еще и провожать теперь…» Попрощались они с обоюдным облегчением. Впрочем, голос Алекса был весел:
– Ну, пока! До завтра!
Но назавтра Афинаида в институт не пришла – болело ухо. Потом началась ангина, которая подозрительно долго не проходила. Маме, конечно, пришлось рассказать всё… почти всё. О том, как она прижималась к плечу возлюбленного, Афинаида умолчала. Мать долго охала, вздыхала, с кем-то советовалась по телефону, но дочери до поры не говорила ничего.
Настала зима, приближалась сессия. Студенты давно забыли про случай на Пниксе: пора было учиться, о том ли думать! Только Филиппа, который получил пакетом с навозом прямо по макушке, еще долго дразнили «Копронимом». Алекс с Афинаидой не общался, лишь здоровался, а ей теперь было вдвойне неловко подойти и заговорить с ним. Да и вообще, после ангины Афинаиды определенно впала в депрессию. Всё опостылело ей – и философия, и литература, и колоннады Академии, и холодный парк…
Тогда-то и случилась эта встреча. Афинаида шла рано утром по сонной еще улице в центре города – мимо опущенных жалюзи, мимо желтых картинок на белых стенах, мимо собак, смотревших жалобно, но молчаливых и застенчивых – и заметила девушку, которая шагала по самой середине мощеного тротуара. Ее рыжие волосы были, похоже, давно не чесаны и лишь для вида заплетены в две рассыпающиеся косы. Клетчатый пиджак, юбка почти до щиколоток, странная полублаженная улыбка, взгляд, блуждавший по небу, балконам и карнизам. С разведенными в стороны, словно для удержания равновесия, руками, что-то шепча, она поравнялась с Афинаидой и вдруг, остановившись, внимательно посмотрела на девушку. Улыбка пропала с губ незнакомки, но тут же вернулась.
– Привет! Это тебе счастье. Читать умеешь? – весело проговорила она, быстро достав из-за пазухи книгу без обложки и протянув Афинаиде.
– Спасибо… – опешила та. – А зачем мне это?
– Не знаю, может, пригодится. Ты заходи в гости!
– А… где ваш дом? – Афинаида старалась быть вежливой.
– Не знаю, я давно бездомна, выгнали. – Девушка рассмеялась и, махнув в сторону Акрополя, побежала вниз по улице.
Афинаида посмотрела ей вслед и навсегда запомнила эту картину: неряшливые косы, руки, раскинутые, словно в полете над бездной, колеблемая ветром юбка… А наверху – голубизна январского неба, желтые тени на лепнине карнизов, сверкающие стекла мансард…
Обложки и титульных листов в книге не было, но в колонтитулах стояло: «Священник Андрей. Аскетическое учение Григория Паламы». Желтоватая бумага, бледная, местами смазанная печать – такую Афинаида позднее видела в дешевых церковных книжках. Но содержание Афинаиде понравилось: хороший, живой язык, красивые цитаты из святителя Григория. В книге описывалась христианская жизнь – такая, какой она должна быть по представлению фессалоникского архиепископа. Почти всё в этом учении стало для Афинаиды новостью. Раньше она и не слыхала о таком, ведь до маминого увлечения православием о религии в семье говорить было не принято. А мать, пролистав книгу, всплеснула руками и сразу побежала куда-то звонить. Затем подошла, села рядом и заговорила. Книгу, как оказалось, написал отец Андрей Лежнев. Вернее, он молча кивнул на вопрос Афинаиды, когда она с матерью впервые пришла в Свято-Михайловский храм. А потом был тяжелый разговор наедине… Отец Андрей объяснил тогда всё: и затяжную болезнь, и уныние, и одиночество, которое девушка чувствовала всё сильнее.
– Пойми, – говорил он, – ты, хоть и невольно, но приняла участие в настоящем идолослужении. Бросить ладан на эти угли – это прямое отступничество. Неужели ты не понимала, что делаешь? Рипидоносцы не так уж неправы, хотя методы у них грубоваты. Язычество растет, набирает силу, нужно же как-то с ним бороться? И смотри, ведь всё случилось промыслительно! Ты знаешь, как современные ревнители толкуют фамилию Паламы? – Афинаида, конечно, не знала. – А очень просто, – объяснил отец Андрей, – «палама» это кисть руки, которой мы берем с земли… гной и бросаем в нечестивцев. Так раньше делали болельщики на ипподроме. Но они выражали этим порицание возницам, а мы всё это должны понимать духовно… Даже эти вот пакетики с навозом!
Читать дальше