Кассия Сенина - Траектория полета совы

И вот, сегодня Мария отвела ее в Академию на кафедру византийской литературы средних веков, где ей дали телефон профессора Никифора Факаидиса, посоветовав обратиться к нему по поводу научного руководства. Афинаида помнила его по прежней учебе в Академии, тогда ей нравились его лекции. Всё вроде складывалось удачно, но… Согласится ли он ее вести? Найдут ли они общий язык?.. А вдруг он откажется руководить ею, узнав, что она потеряла столько времени… и где! Что ответить, если он спросит, почему она бросила аспирантуру и чем занималась после Академии? Гладко соврать, не покраснев, она не сумеет, а если скажет правду… то он, конечно, сочтет ее ненормальной! Но, может быть, обойдется без рассказов о ее прошлом? В конце концов, главное не ее прошлое, а то, что она делает сейчас! Главное, чтобы Факаидису понравились ее статьи и наброски, чтобы он понял, что она способна к серьезной научной работе. Но точно ли она к ней способна?..

Афинаида допила кофе и подумала: «Ну, что ж, если мне удастся обрести хорошего научного руководителя, значит, я правильно сделала, что пошла в науку, а если нет…» Что, если нет? Значит, это не ее стезя?.. Нет, не может быть! Господи, хоть бы удалось! Ведь иначе… иначе вообще непонятно, что делать дальше в жизни и в чем смысл всего, что с ней произошло!

В пятом часу вечера в буфете Афинской Академии, больше походившем размерами, отделкой и сервисом на ресторан, за столиком у дальнего окна сидели двое мужчин. Молоденькая официантка, подойдя к ним, переместила с подноса на столик два стоявших один на другом чайника, нижний с кипятком, а верхний с заваркой, два маленьких прозрачных стаканчика, по форме напоминавшие тюльпан, и сахарницу с кусочками рафинада. Профессор Василий Кустас питал слабость к чаю по-турецки, а ректор Академии, с которым они дружили еще со студенческих времен, тоже никогда не отказывался от этого напитка, давно прижившегося в византийской кухне. Пожелав ученым мужам приятного чаепития, официантка удалилась.

Василий внимательно посмотрел на Феодора. Что-то в выражении лица друга не нравилось ему. Пожалуй, отсутствие того воодушевления, с которым Киннам всегда начинал очередной учебный год. Точнее, воодушевление было, и большинство сторонних наблюдателей, скорее всего, не заметили бы ничего особенного в поведении ректора, но Кустас, знавший его близко больше двадцати лет, видел, что Феодор угнетен и с трудом сохраняет жизнерадостный вид, к которому привыкли его коллеги и студенты.

– Ну вот, наконец-то можно с тобой спокойно поговорить! – сказал Кустас. – Я еще вчера хотел забежать, но вся эта суета выбила из колеи. А тебя, должно быть, как всегда, завалили цветами?

– О, да! Мы с Еленой полчаса грузили их в машину.

Буфет был почти пуст, и они могли беседовать, не особенно понижая голос.

– Наверное, даже ни одна женщина у нас не получает в праздничные дни столько цветов!

– Одна получает.

– Марго?

– Конечно! Вчера опять предлагала посчитать букеты, у кого больше. В такие дни хочется набраться наглости и попросить в следующий раз дарить цветы прямо в вазах. А то мы с Фотисом долго пытались их разместить по дому, но в конце концов устали и набили букетами старый аквариум.

Василий засмеялся.

– А как прошел Ипподром? – спросил он. – Я думал, ты позвонишь, когда вернешься, зайдешь на чай…

Киннам внезапно помрачнел.

– Извини, что не звонил, – глухо проговорил он, – но… мне было не до того.

– Что случилось? – с беспокойством спросил Кустас.

Феодор несколько секунд молча размешивал сахар в чашке. Он старался казаться спокойным, но чуть сдвинутые брови выдавали душевную боль.

– Случился капитальный облом, друг мой, – наконец, ответил он с усмешкой. – Крушение романтических надежд и… Словом, я получил по шее. Но я сам виноват, повелся, как мальчишка! Романы романами, а в жизни надо знать свое место. Я об этом позабыл, вот и заработал порцию плетей. Так что по приезде пришлось лезть в нору и зализывать раны.

– Сочувствую!

– Эх, Василь, тебе этого не понять! Да и хорошо, что с тобой такого не случалось и не случится… Ну, видно, поделом мне! В свое время я недурно погулял, а сейчас, похоже, небеса покарали меня за всё и про всё… Но ты не волнуйся, уже прошло, в сущности. Хороший коньяк и хорошая музыка – прекрасные лекари. Пять вечеров провел в Мегарон-Холле, вроде отпустило. К тому же во всем есть положительные стороны: теперь, по крайней мере, понятно, что делать дальше.