Марго Генер - Колдовской снег

Скинув с себя пальто и ботинки я прошла в кухню и включила чайник.

– Проходите, бабуля, – сказала я, – только если вы какая-нибудь шарлатанка предупреждаю, у нас сигнализация. И я могу позвонить в соответствующую службу. Так что, если вдруг решите что-нибудь… В общем смотрите у меня.

Бабуля из коридора крикнула:

– Какие нынче все недоверчивые.

Я слышала, как она шуршит одеждой и платками, стягивая с себя ворох вещей, а сама, тем временем, включила чайник и достала две чашки. Обычно покупала крупнолистовой чай, но сегодня его почему-то не оказалось. Пришлось доставать пакетики.

Пока я наполняла чашки, бабуля уже оказалась в кухне и уселась на стул возле стены. В черном, похожем на монашеское, одеянии, в нижнем платке, из-под которого выбиваются седые, слегка вьющиеся волосы. Если раньше ее вид напоминал добрую бабулю с картин старой Руси, то теперь она больше походила на знахарку все с тех же картин.

– Неплохая квартирка, – сказала старушка, неожиданно научившись правильно выговаривать слова.

Я с опаской посмотрела на неё, ставя перед ней чашку с дымящимся чаем, и села на соседний стул.

– Да, – согласилась я недоверчиво, – неплохая. Не самая крутая, но всё-таки отдельная и наша.

– Ваша, это стало быть твоя и мужнина? – спросила бабуля.

Я кивнула и ответила нехотя:

– Почти. Мы с ним не расписаны. Но можно считать живем, как это называется… гражданским браком, кажется. Или не знаю, по-моему, раньше так называли как раз брак, который узаконили документально. В общем, не хочу в это вдаваться и рассказывать о личной жизни. Мы мало знакомы.

Бабуля многозначительно хмыкнула и взяла чай. Некоторое время она смотрела, как дымится вода, поднимается пар, словно пыталась что-то разглядеть.

Я наблюдала за бабулей также пристально, как она за чаем. Всё-таки приводить в квартиру незнакомых людей, пусть и старушек, совершенно не в моём стиле. Внутри шевелилось какое-то непонятное беспокойство, какое бывает, если начинаешь делать что-то незнакомое. Хотя с первого взгляда бабуля не выглядела буйно помешанной или ещё кем, да и вряд ли пожилой человек может оказать посильное физическое воздействие. И всё же я не спускала с неё глаз. Телефон предусмотрительно поставила на зарядку, теперь он лежит на столе, мигая красными полосками.

Бабуля, наконец, отхлебнула из чашки, даже не поморщившись. Я вскинула брови потому, что в чашке кипяток.

– Ну вы даёте, – вырвалось у меня, – не горячо?

Старушка пожала плечами.

– Горячо, – сказала она, – но я как раз такое и люблю.

– Что, кипяток? – удивилась я.

Старушка кивнула и откинулась на спинку стула, будто этим глотком удовлетворила всю потребность в чае за день.

– Хорошо, – сказала она как-то нараспев и как-то по-кошачьи, что очень плохо сочеталась и её пожилым видом.

– Рада, что хоть кому-то хорошо, – пробормотала я.

Пожилая женщина прищурилась, еще больше напоминая старую кошку.

– А чего ты одна в такой вечер? – спросила она, и я снова ощутила взгляд, от которого становится не по себе.

– Вообще-то, – сказала я раздраженно, – это вас не касается.

Бабуля хмыкнула и вновь отхлебнула из чашки. Повисла неловкая пауза. Хамить мне не хотелось, но позволять лезть в свою жизнь, особенно незнакомым людям, хотелось еще меньше.

Я тоже уткнулась в чашку, но пить не стала, для меня ещё слишком горячо. Вместо этого подула на воду и тоже стала разглядывать поднимающийся от поверхности пар. Кирилла всё ещё не было и где его искать не представлялось никаких идей, тем более телефон разряжен, куда звонить, куда идти и ехать – непонятно. Обида и досада шершавой змеей скребли душу, бессильный гнев рвался наружу, но не находил выхода.

Всё шло не по плану.

Некоторое время мы молчали. Я гоняла в голове мысли о Кирилле и переосмысливала день, который плохо укладывался в привычный. За окном гудят машины, а в приоткрытой на микропроветривание фрамуге свистит ветер. Я покосилась на улицу – даже в темноте видно, как метет снег.

Досада и обида на Кирилла все еще свербели, но теперь ко всему прочему присоединилось желание собрать его вещи и выставить к шутам за дверь, чтобы был ему урок. Я была уверена, если бы он сделал все, как просила, никакого конфликта не случилось бы.

Мысль показалась такой трезвой, что отхлебнув, наконец, из чашки, я поставила ее и решительно поднялась.

Бабуля, продолжая смотреть на меня, как старая, умудренная жизнью кошка, произнесла вдруг: