Игорь Сотников - Хроники одного заседания. Книга первая

– Давай, предисловь дальше. – Под шум сворачиваемой бумаги, не смог смолчать доктор Очерк, чей полный нетерпимости взгляд в спину председателя, ни у кого не оставлял сомнений в том, что стоит только председателю обернуться, как доктор Очерк уже одумался и на него не смотрит. Что и говорить, а доктор Очерк даже для председателя мысленно неуловим.

Но председатель сегодня скорей всего не хочет давать доктору Очерку такого шанса, показать себя со своей неуловимой стороны, и он не оборачивается назад, даже несмотря на то, что этого доктор хочет, а облокотившись на подлокотник, занимает свою позицию слушателя. Ну, а автор и чтец, сейчас вновь в одном лице, и он, конечно, никого не оправдано заставлять ждать не может, и приступает к зачитыванию приготовленного:

«Несомненно, столовые приборы в руках и в особенности их положение в пространстве, что-то да значит, и даже возможно играет свою огромную роль в постижении вас человеком, либо заслуживающим своего внимания, – а он умеючи справляется с устрицами, сразу видно школу Оксфорда, – либо же одни кривотолки, – хозяева слишком либеральны, раз позволяют себе такие демонстрации интеллекта, – но это только одна сторона и не всегда лицевая сторона медали. Или монеты?

Ладно, неважно, когда одно лишь важно, – то к чему ведут все эти ваши отношения с ножом и вилкой. Где этот ваш вид, – вы в полной растерянности, с дрожью в руках держите все эти опасные, больше для вашей репутации, нежели для предлагаемого для вашего рассмотрения блюда столовые приборы, – может разбить сердце, либо юной претендентке на ваше сердце леди Гамильтон, либо же её вздорной, и закостеневшей в условностях и возрасте миссис Гамильтона, вдовы мистера Гамильтона, которому она до сих пор ничего простить не может. А он простил.

И если насчёт его (мистера Гамильтона) изменнического поведения по отношению к некоторым миссис, то с этим миссис Гамильтон, отправив часть из них на упокой своей жизни, а наиболее живучих, под присмотр отвратительной старости, которая редко щадит пользующихся во всю катушку своей молодостью людей, более менее смирилась, то вот насчёт того, что транжир и кутила, мистер Гамильтон, её разорил, то от этого никуда не деться. Ну а раз она поклялась мистеру Гамильтону вечно его помнить, то она не собирается его забывать, и на всех публичных углах, будет и будет разоряться (что при её положении банкрота не страшно) насчёт слишком несдержанного поведения этого теперь уже и не мистера.

Так что миссис Гамильтон и её пристальное внимание к вашему поведению за столом, можно понять, правда при этом, она совершенно не хочет понимать того, что она своим демонстрирующим предвзятость поведением, сбивает вас и путает все ваши мысли, заставляя раз за разом ошибаться и делать опрометчивые поступки.

Ну так, например, под столом, где вы явно потерявшись в темноте ногами, – а там освещения никакого, – взяли и случайно натолкнулись на миниатюрную туфельку мисс Гамильтон. Из-за чего она тут же чуть не поперхнулась супом. Что вызывает у вдовы Гамильтон ярость во взгляде, с которым она смотрит на этого, не будь у него столько денег, то почти что потерянного для общества субъекта, который своими прихлебательскими действиями с ложкой, невыносимо действует на приличных людей.

Но этот субъект, до чего же не пробивной тип, и он вместо того чтобы понуро опустить глаза в тарелку, берёт и дерзновенно смотрит на вдову Гамильтон, и при этом судя по его выражению лица, что-то там про себя и возможно про вдову Гамильтон мыслит такое, что и словами не передать.

– Интересно, как бы она на меня посмотрела, если бы я действовал более иносказательно, но в тоже время, более прямолинейно. – Не сводя своего взгляда с вдовы Гамильтон, начинает её подвергать умственному сомнению этот субъект (назовём его Претендент), который ранее нацелился на руку мисс Гамильтон, а сейчас прямо-таки целится на благочестие вдовы Гамильтон. – И вместо ножки мисс Гамильтон, драматично потревожил бы ногу вдовы. – Претендент вдруг не удержался и прыснул от этих всех своих представлений потерянностей лица вдовы Гамильтон, которой так давно не делали таких волнующих предложений под столом, что она даже забыла, как это делается и как следствие, забылась, проявив на лице солянку из искреннего недоумения и надежды на осуществление её игры воображения.

И будь вдова Гамильтон менее сдержанной особой, – а она в данном воображаемом случае именно такая, – то она бы немедленно потрясла бы слух окружающих едоков вопросительностью: «Что это всё значит?», – тем самым вызвав у всех сидящих за столом невольный приступ самокритичности. Где все сидящие за столом, одновременно, вначале бросились тревожно оглядывать почему-то свои штаны или юбки, куда, по мнению вдовы Гамильтон, упала некая, только ею увиденная недопустимость в виде крошки хлеба или чего более существенного, той же капли супа. При этом никому на ум и прийти не может факт того, что вдове Гамильтон, чтобы увидеть эту их оплошность, пришлось бы предельно постараться для этого. Да и к тому же сам факт такой приметливости, не укладывается в свод правил поведения за столом, но разве об этом сейчас, в таком-то волнении, упомнишь.