Алексей Дымов - Дитя Дьявола

Михаэль ускорил шаг и приблизился к полицейскому.

– Добрый день! – обратился он шерифу, протянув руку для рукопожатия.

– Здравствуйте, – вежливо ответил тот, пожав ладонь и рассматривая незнакомца. – Вы не местный?

Неизвестно почему полицейский сделал такой вывод, может он, как усердный хранитель закона, знал каждого в своем городе, либо темноволосый незнакомец показался уж слишком изысканно одетым. Почти чистые, черные, явно только что из дорогого магазина, ботинки, на которых еще не успела обосноваться здешняя грязь и пыль, строгий пиджак, застегнутый на все пуговицы, несмотря на летний зной, и модные брюки под цвет пиджака. А отсутствие головного убора, свидетельствовало о том, что парень еще не знал, что здешнее солнце бывает довольно опасным для здоровья, а вот в столице, как раз, был новый писк моды на обнаженную голову. Да и два вещевых мешка, которые теперь называют не иначе как дорожными сумками, не оставляли сомнений.

– Да, – не стал отпираться собеседник. Меня зовут Михаэль Майер, я прибыл, чтобы поработать в конторе «Нью-Инстерк». Не подскажете, как её найти?

– Немец? – спросил полицейский и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Нечасто мне удается перекинуться парой слов с иностранцами. Я – Чарли Дуэйн. Пойдемте, я сопровожу вас.

Михаэль подхватил сумки и двинулся за шерифом.

– Надеюсь не в тюрьму? – не удержался от шутки Майер.

Полицейский звонко расхохотался.

– Пока нет, но как только нарушите закон! – Чарли многозначительно поднял указательный палец вверх.

Как оказалось, Михаэль, еще долго бы плутал по городу, без помощи полицейского. Бринстоун хоть и был небольших размеров, но улиц и маленьких переулков здесь хватало. Почти в центре города возвышалась каменная церковь, в которой в данный момент шла служба.

Чарли кивком указал на здание и спросил:

– Не хотите помолиться после дороги?

Не зная как реагировать на подобный вопрос, немец лишь отрицательно покачал головой.

– Это правильно, – жизнерадостно продолжил шериф, – В свободное время лучше пропустить по стаканчику, чем ходить в церковь.

Вскоре Чарли Дуэйн попрощался, сославшись на дела, и указав направление к конторе, до которой оставалось рукой подать, покинул спутника. Михаэль продолжил путь в одиночестве, с легким пренебрежением рассматривая прохожих в далеко не модных одеждах, а так же соответствующую им архитектуру и местный быт.

Недалеко от места назначения, внимание Михаэля привлек один старый двухэтажный дом. В отличие от других, более и менее приличных, этот дом казался очень старым. Его деревянные стены были черными, как смола, то ли от старости, то ли от пожара. Большая передняя веранда сильно покосилась, и ее полудырявая кровля держалась лишь на честном слове, а может, дожидаясь ветра посильнее. Маленькие темные окна мало выделялась на общем фоне стен, никакого подобия стекол там не наблюдалось. Деревянная, покосившаяся вывеска под козырьком веранды гласила всем, кто удосужился со вниманием изучать истершиеся буквы: «Сиротский дом мадам Джонс». Но Михаэля привлекло не само здание, он с интересом рассматривал около двух десятков ребятни, расположившейся в тени веранды, как птицы на ветках, облепившие парапет. Все в грязных поношенных одеждах, некоторые даже босиком, в одних дырявых брюках, да и штанины имелись далеко не у всех, едва прикрывали попы. Одна девчушка, лет семи, сидела на земле, возле веранды, отдельно от остальных, будто общество других детей ей не нравилось или другие дети её просто не принимали в компанию? Рядом с ней был лишь один пятилетний мальчик. Наверное, её братик, почему-то решил немец. Мальчишка стоял позади девчушки, не двигаясь, будто заснул прямо стоя.

Но Михаэль Майер рассматривал лишь девочку. Длинное местами в заплатках платье, коричневого цвета, белые, когда-то цветочки на нем, сейчас были почти не заметны. На ногах сандалии, как у большинства других детей. Длинные, ниже плеч волосы, цвета вороньего крыла. Худые скулы лица, острый нос и чёрные глаза…

Неожиданно девочка подняла голову и их взгляды встретились. Михаэля пронзил вселенский холод, будто и не было на улице летней жары. Холод пронзил парня насквозь, парализовав все внутренние органы, сердце будто замерло, споткнувшись, а Майер продолжал смотреть в абсолютно черные, без зрачков глаза ребенка, и будто стал тонуть в этом вселенском мраке. Этот ужасный взгляд порождал первобытный страх, но при этом он будто тянул, манил к себе, как нежная темная ночь принимает в свои объятья всех засыпающих. Немец послушно сделал шаг, второй…