Кеша Захаренков - Иннокентий едет в деревню

– Мы скоро дойдем, вон тот дом, – сказала Лизетт, указав носом на двухэтажный особняк, обнесенный коричневым сайдингом. По голосу я понял, что она устала.

На удивление Сергей был дома. И был не один.

Лизетт развернулась и вышла, хлопнув дверью. Бармен осоловело посмотрел ей вслед. Чокнувшись с подругой, он выпил рюмку водки. В наготе та выглядела естественнее, чем многие другие при параде.

Я повернулся, чтобы уйти, но заметил у двери мольберт. Сергей нарисовал даму сердца на озере в лесу. И было это, видимо, на рассвете.

Я постоял немного перед полотном, потом посмотрел на незнакомку. Она была пьяна и некрасива. Ровно такая же женщина заглядывала вчера в кабак, когда я буравил глазами дверь в ожидании Кролика.

Когда я вышел, Лизетт нигде не было. Я вздохнул с облегчением: женщины, не выказывающие эмоции обидчику, обычно погружают в них случайных людей. Снова утешать Лизетт не хотелось. Мне предстояло разбираться с собственными проблемами.

«Итак, – думал я, огородами возвращаясь домой. – Кролик хотел рассказать, кто меня подставил, но его увел Высокий Папа. И в делишках, участвовать в которых отказался Сергей, скорее всего, замешаны они оба.

Все сходится. Только что именно?»

Дома меня поджидала Лизетт.

– Ты меня обманул! – зашипела она, как только я ступил на порог. – Ты просто обманщик!

Я наклонил голову и вопросительно на нее посмотрел.

– Ты не смотришь за яблонями!

Она разревелась и опрометью бросилась прочь. Словно не Сергей ей сердце разбил, а я.

Три вишни у ограды, пара слив и много яблонь. Я терпеть не мог сад. Если бы не память о бабушке, срубил бы деревья в тот же миг, что переехал.

Думая превозмочь неприязнь к яблокам и сделать приятное Лизе, я нашел в сарае краску для побелки и кисточку.

Деревья выглядели устало.

Я с грустью посмотрел на них, поставил краску и лег на скамейку. Сквозь ветви я смотрел на облака, а они все плыли и плыли.

А потом рядом с моим ухом упало яблоко. Ветки антоновки ломились от плодов.

Я протянул руку и сорвал самый крупный. На кожуре были выбиты буквы. «А», «Л», «И». Четвертую букву не разобрать.

Я все вертел и вертел яблоко, и никак не мог насытить зрение. Буквы отчетливо выступали на кожуре – все, кроме одной. Я читал слева-направо и справа-налево. Составляя из букв слово, чувствовал с яблоком глубокую связь. Словно оно знало обо мне что-то, чего еще не мог знать я.

«Пожалуй, сохраню его», – решил я и увидел, как на месте непонятной буквы из яблока наружу вылез огромный жирный червь.

В омерзении отбросил плод подальше от себя.

Лизетт вернулась после того, как я с трагической физиономией и пауком в волосах вылез из сада. Молча обследовала холодильник, заглянула в каждый шкафчик на кухне и включила плиту. Вскоре я был накормлен.

Женщины используют нас как хотят: то им нужна груша для битья, то не отвечающий ни за что младенец.

Строить диалог Лизетт не пыталась. Она сидела рядом и хлебала щи. Один раз хмыкнула и два раза пожала плечами.

Наевшись, я вытянул под столом ноги.

Она подняла на меня голову и сказала:

– Давай останемся друзьями.

Я согласно кивнул. Лизетт встала, собрала тарелки и положила в раковину. Подошла к кровати и сняла сарафан.

«Уж больно все похоже на сон».

Только я это подумал, Лизетт ушла, не попрощавшись. Сарафан лежал на кровати как прямое доказательство нереальности происходящего: как правило, женщины не уходили от меня без одежды.

Я открыл тяжелые веки и уставился на небо. Оно давило и угнетало.

Яблок на деревьях не было, набухали почки.

«Интересно, какие знаки Лиза усмотрела бы в этом сне», – подумал я.

Голова трещала, меня мутило. Солнце болезненно светило в глаза.

Я приподнялся на локте. Мокрая рубашка прилипла к телу. Чертыхнувшись, встал и зарекся когда бы то ни было красить яблони.

Я вышел из сада и направился к дому. На крыльце сидел Кролик.

– Выпить есть чего? – спросил Кролик. При слове «выпить» он привычно сузил глаза и вжал голову в плечи.

– Нет.

Мы постояли.

– Пошли в клуб, – сказал Кролик.

По средам клуб пустовал. Местные ходили туда по вторникам.

В этот день приезжала продуктовая машина, полная нарезных батонов, подозрительной колбасы и сигарет без фильтра. Водитель открывал кузов, и люди, с утра стоявшие в очереди, тут же смешивались в толпу. Они брали автолавку на абордаж и в мгновение ока сметали товары.