Ник Крамов - Терминал

– Да, забавно получилось, – соглашаюсь.

– И третье, вы же понимаете, что можете застрять в таком состоянии навсегда? Без нас вы не разберетесь что к чему. Через небольшое время сознание шведа вытолкнет вас, и шанса побороть это у вас нет. Сейчас вы держитесь только за счет того, что у него мозговая деятельность на нуле, но он придет в себя рано или поздно.

– И чего вы от меня хотите?

– Сотрудничества. Подробностей. Кто вы, для начала? Как вас зовут? Отвечайте сразу, чтобы я видел, говорите ли вы правду.

–Я не люблю, когда на меня давят. У меня убеждение – если не дают времени подумать, значит, хотят обмануть. Знаете, это как кредитный договор с банком. Сперва торопят подписать, потом возмущаются, что не читали текст внизу мелким шрифтом.

– Вы типичный русский, – как приговор заявляет неизвестный, качая головой.

– Почему? То, что мы с вами говорим по-русски, ничего не значит. Вы первый заговорили на этом языке, и я лишь из вежливости поддерживаю.

– Только русские такие недоверчивые, думают, что их все хотят обмануть.

– А нет, не хотят?

– У меня нет времени на бессмысленные дискуссии, будете сотрудничать?

– А подумать можно?

– Думайте сейчас.

– Вы, часом, не рептилоид с другой планеты?

– Не ведите себя как идиот.

– Это не ответ. И кстати, почему вы все-таки заговорили по-русски?

– В отчете Буткевичюса есть предположение, что вы русский.

– Всех шведов с амнезией обвиняют в этом?

– Нет, только тех, кто себя странно ведет, – он перелистывает страницы журнала наблюдений на столе и зачитывает: – «открывает медперсоналу женского гендера двери, пропускает его вперед, встает, когда к нему обращаются». – Статьи в библиотеке тоже в основном читаете на русском. Русский. Тем более что и говорите вы по-русски свободно. Так что, вы решили сотрудничать? Учтите, второго предложения не будет, это единственное, притом и единственный шанс выжить.

– В смысле выжить? – Удивляюсь я. – Вы мне угрожаете?

Не отвечает, занят тем, что что-то записывает в перекидном календаре на столе доктора.

– Предупреждаю. Найдем ваше тело в России или любой другой стране и уничтожим. Либо с нами, либо…

Продолжить он не успевает, лицо замирает, превратившись в маску, и на свет появляется доктор Буткевичюс. Трет лицо руками, ошалело оглядывается.

– Я заснул? У меня такое чувство, что мне снился сон, только я его не помню. Я что-нибудь говорил?

Взгляд у него немного обалдевший.

– Доктор, в то время, что вы сидели в задумчивости, в дверь настойчиво стучали, и у меня такое чувство, что это что-то важное.

Доктор встает и идет к двери. Максимум четыре секунды до того времени, как он выглянет наружу, убедится что там никого нет, и обернется, возвращаясь за стол. За четыре секунды я успеваю прочитать запись на календаре, оставленную «старцем», и сесть обратно. Запись короткая: «узнать персональные данные под гипнозом, не обязательно добровольным». Может, последние слова я не совсем точно перевел, вполне возможно, что вместо «не обязательно добровольным» следовало читать «обязательно не добровольным». Маленькая перестановка букв, а как меняется смысл. Добровольный, классический гипноз это не то же самое, что эриксоновский, цыганский и прочие способы забраться в чужой мозг грязными ногами.

И это что получается, какой-то гражданин вселился в доктора и пытался выяснить кто я и откуда? И еще оставил указание как со мной поступить. Как он на меня вышел? Как узнал что я читаю в библиотеке? Он так в каждого может вселяться или в некоторых? Вот в медсестру сейчас может? Надо быть настороже. И валить отсюда. Похоже, я узнал что-то такое, что знать не должен. Или он думает, что знаю. А я как раз ничего не знаю, но как объяснить? Все статьи, которые я определил как полезные, скопированы на флэшку, которую на всякий случай «приватизировал» во временное пользование в библиотеке. Или ее можно было взять бесплатно? Фиг их поймешь этих иностранцев, что у них можно и что нельзя. Дверь перед женщиной открыть нельзя, а флэшку, может, как раз взять можно, если очень хочется или нужно. Все через задницу.

Сто лет не сидел вот так просто у костерка. Рыбина неспешно печется с краю, где жар от углей не такой сильный. Удочку я спер из какого-то сарая на берегу озера. Там же взял ржавый топор, зажигалку и соль. Было еще какое-то спиртное на дне литровой бутылки, на вид прозрачное, водка, скорее всего. Финны понимают, чем восстановить душевное равновесие, не виски или коньяком, а именно водкой. Ну, от распития я воздержусь, алкоголь притупляет внимание, но бутылка нужна, она понадобится, чтобы кипятить в ней воду. Можно было бы взять и лодку, которая валяется не привязанная тут же на берегу, но лодку станут искать, а мне совсем не нужно, чтобы заодно с ней нашли и меня. Хотелось бы некоторое время побыть одному и подумать, без полиции и недовольных местных жителей. Я три часа протопал по лесу, уходя от шоссе и туристических маршрутов. Бесплатная карта, которую взял на заправке, не очень подробна, но достаточна для того, чтобы понять: огромное озеро и острова на нем почти необитаемы, местных жителей вблизи практически нет. Погода вполне летняя, вода относительно теплая и я совсем не замерз, пока плыл к ближайшему острову, держа мешок с одеждой над головой. Можно было бы соорудить плотик или завязать все в пластиковые пакеты, но вещей немного, да и пакеты нужно искать. Так плавать я научился еще в детстве, в спортивном лагере, да и после, на базе Северного Флота, хороший инструктор был. В общем, спокойно доплыл. Осмотрел островок и переплыл на следующий. Там и остановился. Небольшая бухта, просматриваемая, только если находишься напротив. Если что всегда хватит времени укрыться, шум весел, а тем более мотора, по воде слышен издалека. А боевых пловцов против меня вряд ли пошлют. Я, как понимаю, представляю угрозу не для властей, а для непонятной организации с неясными пока целями и средствами. И неизвестно еще, может меня просто пугали, не имея никаких возможностей реализовать угрозы. Да и зачем им это? Вполне вероятно, что таких случайных «переселенцев» в чужие тела хватает, и никому они особо не нужны. Да и не понимают они ничего, попали как кур в ощип.