Сергей Петросян - КАLЕВАЛА. ЭКШН-ПОВЕСТЬ

Можно было пойти в клуб или порыться в записной книжке, пригласить кого-нибудь из бывших пассий, но даже желания включить телевизор не возникало. Зато информация о его новом неприкаянном статусе быстро распространилась среди друзей и знакомых. Начались приглашения в гости «со значением», а то и просто звонки таких же неприкаянных дам с прямыми вопросами, но к новым отношениям он был еще не готов и после недолгих колебаний оставался дома. Заставлял себя читать, но мозг отказывался следить за сюжетом, и, потратив полчаса на пару страниц, выключал ридер. Раньше музыка помогала ему расслабиться, но теперь стало сложно подобрать что-нибудь по душе. «Все дело в одиночестве», – решил он и заставил себя купить билет в Филармонию.

Играл Кисин, и поэтому еще до начала концерта все счастливые обладатели заветных билетов смотрели друг на друга с одобрением и чуть ли не перемигивались, словно заговорщики. «Большую сонату для Хаммерклавира» он честно отсидел. Но даже Бетховен не смог сделать непрерывный поток мыслей в его голове менее болезненным. Он впервые заметил, как почти физически давит яркий свет в зале, как раздражает наклонный пол под неудобными креслами, а большое количество сосредоточенных незнакомых людей вокруг просто вызывало панику.

На прелюдиях Рахманинова Кирилл понял, что может потерять сознание. Билет был дорогой – в пятый ряд, поэтому он долго не решался встать и уйти. В конце концов, прижав ладонь ко рту, он изобразил приступ беззвучного кашля и, согнувшись, двинулся к выходу, готовый сгореть от стыда. Выскочил на улицу, и тут его накрыл уже настоящий приступ астмы. Больше социальных экспериментов он не ставил…

Спазм отступил. Кирилл сделал осторожный вдох и медленно разжал пальцы, сжимавшие железную трубу дорожного знака. Проходившая мимо благообразная бабушка с толстой собакой внимательно посмотрела на него и кивнула:

– Gruetze .

– Gruetze , – ответил Кирилл и поспешно стал вытирать залитое слезами лицо.

«Это от кашля», – уверил он себя. По опыту предыдущих расставаний знал – нельзя давать себе расклеиваться, иначе астма и депрессия не позволят гнать девятьсот километров по автобану, а паром в Травемюнде ждать не станет. «В стрессовой ситуации старайтесь выполнять привычные действия…» – вспомнил он наставление для солдат НАТО, которое когда-то изучал на военной кафедре. Снял куртку, аккуратно сложил её на сиденье. Дорогу до границы с Германией и далее, через Гамбург до Любека, он знал наизусть, но все равно ввел в навигатор пункт назначения. Положил в бардачок плитку шоколада и влажные салфетки для рук. Пристегнулся, завел двигатель. Заметил на левом зеркале мутные следы от высохших капель воды. Опустил стекло и устранил непорядок кусочком замши. Поднял стекло. Спохватившись, настроил климат-контроль на пару градусов ниже, чтобы не клонило в сон. Старательно выбрал диск в дорогу – не усыпляющую тягомотину и не отвлекающий хард. Хосе Фелисиано маслом полился на натянутые нервы… «Аранхуэзский концерт». Кашель больше не мучил, дрожь в руках прошла. Все – можно ехать. Похвалил себя за самообладание и включил заднюю передачу. Неожиданная судорога скривила лицо. Закрыл глаза и, прижавшись лбом к коже руля, завыл. Страшно, по-волчьи…

* * *

Швейцарский автобан мало чем отличался от немецкого. Цены на заправках во франках и максимальная скорость 120 – вот и вся разница. Но даже на свободных от ограничений участках Германии Кирилл ставил круиз-контроль на «пенсионные» 125 и никогда не занимал левый ряд.

Размеренная езда не мешала думать и существенно экономила топливо. Он без сожаления смотрел вслед обгонявшим его с низкочастотным воем спорткарам и натужно ревущим семейным седанам. И немцы, и швейцарцы предпочитали машины приличных марок, но в «спартанской» комплектации и с небольшими моторами. Их нерастраченная любовь к скорости после городских 50 км/ч вырывалась из выхлопных труб утробным « слабо-о-ó ?» Проехал безлюдный в утренние часы таможенный пост на выезде из Швейцарии, на круге выбрал направление на Штутгарт, но через пару километров повернул направо, к знакомому магазину Aldi.

После швейцарских заоблачных цен все здесь казалось бесплатным. Курс рубля, урезавший зарплату Кирилла почти вдвое, сделал из него рачительного хозяина – «корзину холостяка» он старался наполнить здесь. Мюсли, сыровяленая колбаса, сыр, испанское вино, таблетки для посудомоечной машины, дезодорант, фрукты в фанерных ящичках – все это стоило значительно дешевле, чем в родном Питере.