Яков Наумов - Двуликий Янус

— Что ж, — вздохнул Скворецкий, — согласен. Будем откровенны. Татьяна Владимировна, вы заблуждаетесь: у нас и в мыслях не было вести с вами какую-то игру. Но войдите в наше положение. Ничего толком мы про Менатяна ранее не знали, ничем, кроме отрывочных, никак не проверенных сведений, не располагали, что же мы могли вам сказать? Прийти и сразу брякнуть: так, мол, и так, ваш старинный друг — шпион. Немецкий агент. Так, что ли? А если на самом деле все иначе, если он честный человек?.. Нет, так нельзя…

— Позвольте, — внезапно перебила Татьяна, не упускавшая ни единого слова майора. — Вы говорите: РАНЕЕ (она подчеркнула это слово) не знали. Ранее? А теперь? Теперь знаете?

— Кое-что знаем, и, боюсь, вы не ошибаетесь в оценке Менатяна. Но даже теперь не будем спешить. Дайте срок, разберемся до конца. И уж тогда все вам объясним.

— Вам легко говорить: дайте срок, — всхлипнула Татьяна, — а мне, мне каково? Я боюсь, смертельно боюсь, вдруг он опять придет, начнет говорить. Шпион! И я… мне… Что мне делать, что делать? Неужели вы не понимаете, что мной движет не пустое любопытство? Или… или Менатян больше не придет? Он уже арестован?

Кирилл Петрович улыбнулся:

— Что вам делать? Прежде всего перестать плакать. Это — первое. Дальше: нет, Менатян не арестован. Я же вам сказал, что кое-что нужно еще проверить. Вот и проверяем. Поймите, Татьяна Владимировна, сложное это дело, очень сложное. Столько всякого… Отсюда не исключено, что он вновь побывает у вас, тут вы правы, только вам-то чего бояться? Главное, не вздумайте высказывать ему своих подозрений. Хотя… Хотя если и порасспросите кое о чем, выразите некоторое недоверие, ничего страшного не будет, только вот уж про нас не упоминайте. Никоим образом. Если вы скажете лишнее, можете здорово повредить делу. Но мы на вас надеемся. Ладно?

— Да нет, что вы, — сквозь слезы улыбнулась Языкова. — Ничего лишнего я не скажу. Только до чего все это ужасно… Аракел! Подумать только!

Прошло еще несколько дней, и Менатян наконец-то начал действовать. Ранним утром он выбрался из своего убежища и стал петлять по городу, да так ловко, что чекисты потеряли его из виду. К удивлению Горюнова, Кирилл Петрович встретил это сообщение довольно спокойно: «Потеряли? Ничего, обнаружится. Подождем до вечера». А вечером, выслушав доклад сотрудника, которому он несколько дней назад дал особо ответственное задание, майор потер, торжествуя, руки и сказал:

— Так я и думал. Кажется, концы сходятся с концами.

— Что вы думали? — изумился Виктор. — Какие еще «концы»?

— Ну, может, не совсем еще сходятся, но около этого. Думаю, что в самое ближайшее время я смогу более или менее точно указать, под какой личиной скрывается «Зеро».

— Можете указать? Но откуда? Каким образом? Что-то вы темните, товарищ начальник!

— Темню? Возможно.

— Кирилл Петрович, я вас не понимаю: почему я утратил ваше доверие? — обиделся Виктор.

— Чудак ты человек. «Утратил доверие»! Но к чему спешить, пока не все ясно?

— А все-таки? — настаивал Горюнов.

— Все-таки? Слушай. Менатян, которого наши товарищи потеряли, имел встречу с человеком, находящимся в поле нашего зрения. Полагаю, с тем, под чьей личиной скрывается «Зеро». Вот; так.

Виктор ничего не мог понять.

— Ой, товарищ майор, снова темните. С кем еще встречался Менатян?

— Виктор, Виктор, — хитро улыбнулся Скворецкий, — не будь любопытной Варварой. Потерпи еще.

Горюнов явно был неудовлетворен, но большего в тот день от Кирилла Петровича не добился.

…В тот же вечер на квартиру Костюковых к Борису Малявкину явился гость. Это был Менатян. Борис, который со дня отъезда Осетрова опять изнывал от безделья, вел себя при встрече подчеркнуто настороженно. Такой была определена линия его поведения Скворецким и Горюновым. Они предупредили Бориса, что следует ждать нового представителя абвера, и Малявкин ждал, ждал терпеливо, но до чего нелегко давалось ему это ожидание! В самом деле, сколько уже прошло времени, как он, Борис Малявкин, сиднем сидит в пустой квартире, и тратит даром время. Борис теперь с ужасом вспоминал недавнее прошлое: неужели это он, Малявкин, советский человек, комсомолец, оказался в стане врагов, среди фашистов, выполнял их задания? Чудовищно!.. Но — было, было.

Сейчас, когда столько было пережито, выстрадано, передумано, все помыслы Малявкина были сосредоточены на одном: делает ли он все нужное и возможное, чтобы искупить тяжкие преступления, загладить свою вину перед Родиной, правильный ли путь он избрал?