Denis Zakharov - Апейрон

– Какая?

– Возможность установить связь одного сознания с другим, конечно, не очень четко фиксируемую. Одно сознание не может пробиться сквозь тканевую завесу, но, когда образуется цепь одинаково думающих сознаний, вместе они могут «понять» что-то большее.

– Особенно если среди них есть какой-нибудь Эйнштейн?

– Да, человек, который в состоянии начать использовать свой мозг полностью.

– Скоро уже посадка?

– Снижаемся…

Несмотря на приближавшуюся трагедию (впрочем, предчувствие трагедии ни на минуту не отпускало Амато с самого рождения его дочери), сейчас Амато думал о Ноэлии: он скучал по ней.

Его возлюбленная жена Джулия улетела с известным ведущим Беаре Гриллсев в Конго на какое-то светское мероприятие и не возвратилась. Амато остался в однокомнатной квартире на краю города с маленькой девочкой на руках. Он дал ей имя сам, но не сразу, при рождении, как это принято, а лишь спустя два года. Ноэлия не раз сбегала от отца – и в последний раз удачно. Разворошив старую заначку Амато и проведя несколько несложных манипуляций в интернете, она оказалась на другом краю света, вдалеке от родного дома. Амато не мог ладить с Ноэлией, сильно напоминавшей ему жену. Уставший и раздраженный после работы, он мог до синяков побить хрупкую девочку. По дороге в школу она получала в свой адрес много издевок и смеха от одноклассников. А педагоги считали ее склочной девкой. Так и жила она – ни капли жалости и любви. Амато и Джулия никогда не планировали детей. Несколько страстных ночей на выдох.

«Черт возьми, сколько ей лет?» – с досадой подловил он себя на том, что не может вспомнить возраста дочери.

Социальная ответственность нависала над Амато дамокловым мечом. Каждый раз при разговоре с другом или коллегой он боялся, что его спросят про дочь. С другой стороны, он испытывал огромное облегчение и радость: теперь он мог встречаться с девушками и без зазрения совести приводить их к себе домой. Но что-то его терзало, не покидало чувство, будто что-то забыл.

– Куда дальше?

– Мы несемся к апогею, к наиболее удаленной от Земли точке околоземной орбиты небесного тела.

– Это куда?

– Сейчас Луна, потом Марс.

– Если завтра мы освоим Юпитер?

– То он. Аврамические религии мыслят об апогее как о конечной точке перехода между пространствами. И все-таки он движется, преодолевая границы не одиноких миров и пространств.

– На что это похоже?

– На гитару, струны которой достигают своего апогея в разное время по отношению к пространству, – так играется цельная мелодия. Там, где несколькими мгновениями струна потухла, вновь эта же струна производит другие вибрации.

– Мелодия имеет конец?

– Государство и человек в какой-то момент перестают существовать, так же как завершается любая цельная мелодия. Сюжет этого пространства явно имеет конец, и твоя сыгранная на гитаре цельная мелодия является той частью, которая определяет, как все закончится. Материя здесь одна.

– Я, конечно, не эксперт, но разве слово «конец» не авраамическое?

– Авраамическое, так же как и слово «конечно». Улавливаешь?

– Да, не очень приятные переживания, это засело во мне как яд.

– Поэтому слово «конец» мы и меняем на «апогей».

– Как мы сможем его поменять?

– Мы договоримся со временем.

– С ним можно договориться?

– Технология ясна. Представь замкнутое пространство, например комнату в двадцать квадратных метров, в которую ты начинаешь накидывать выбранные тобой вещи. Заполняй ее всем, чем захочешь, настолько плотно, чтобы даже мельчайшая бактерия не проникла. Теперь стремительно выверни эту комнату наизнанку из любого места. Эти места возникают при взаимодействии материй внутри комнаты и разнородности масс, получаемой в такой комнате. После того как ты вывернешь сжимающиеся материи, они рванут заполнять новое пространство, внезапно открывшееся для них. Человек сейчас находится именно в таком состоянии.

– Это очень похоже на теорию Большого взрыва с ее постоянно расширяющейся Вселенной.

– На первый взгляд процесс кажется неуправляемым, так как нет представлений, где он протекает.

– Ну да, если Вселенная расширяется, то, собственно, куда?

– Вселенная расширилась до тех апогейных точек, которые мы предусмотрели и нашли.