Владимир Козловский: Приключение длиною в жизнь

Мой папа Константин Козловский родился в 1899 году в селе Завалье Каменец-Подольского уезда Подольской губернии, в те времена – в составе Российской империи. Большая её часть приходилась на нынешние Винницкую и Хмельницкую области Украины.

Их род обеднел еще до революции. Дед был лесопромышленником, но, когда папе исполнилось пять лет, дед погиб. Там случилась какая-то трагическая история: кажется, он выпал из экипажа и разбился. Так что папа рано остался без отца. Было непросто, его мама давала уроки игры на фортепиано (она была хорошим музыкантом). Папа хорошо учился и в 16 – летнем возрасте поступил в Киевский Императорский университет святого Владимира.

Когда произошла революция, он учился на втором курсе. В университете начались волнения, назревал бунт. Папе предложили примкнуть к красным. Но он, изучив «Манифест» Маркса и Энгельса, пришел к выводу, что это эта теория неверна и нежизнеспособна. В Киеве в то время уже действовали разные группы белых, шла запись в добровольцы, и папа в 1918-ом году записался в Белое движение. А вот его младший брат Иван в это же время примкнул к красным.

Лидия и Максим Седенко с капитаном судна Одесса – Афины, 1924 г.

Папа попал в кавалерию, и любовь к лошадям и верховой езде сохранил на всю жизнь. Служил он в армии генерала Деникина. Знаменитого Деникина, чей прах ныне перезахоронен со всеми соответствующими герою России почестями в Донском монастыре Москвы.

И это правильно, ведь они, белые офицеры, тоже защищали свою родину. Гражданская война – тяжелейшее испытание для всех. Я всю жизнь ощущаю боль в сердце, когда смотрю фильмы или читаю книги о том времени. Нет ничего страшнее гражданской войны, когда с оружием в буквальном смысле идут друг на друга соседи, друзья и братья. Так и мой папа со своим братом оказались по разные стороны баррикад: один – у красных, другой – у белых. Но, слава Богу, на поле битвы им встретиться не довелось!

Отец служил где-то под Орлом. Там шли жестокие бои с красными, и папино подразделение (это был даже не полк, что-то поменьше) попало в ловушку. Они должны были освободить поселок, но их предали, и в поселке уже ждали красные с пулеметом. И вот картина: двадцать кавалеристов направляются к деревне, и их косят пулеметные очереди. Первые тринадцать человек погибли сразу, остальные успели повернуть обратно…

Из этой чертовой дюжины уцелел только папа: он смог, будучи раненым, уползти по траве, и когда красные пришли проверить убитых, они насчитали только двенадцать тел. Папа получил в подарок от красных три пули.

Он полз, а затем, опираясь на шашку, добрался до ближайшей избы, постучал, и хозяин открыл ему дверь. «Или ты меня спрячешь, или я тебя сейчас убью», – сказал папа крестьянину. Когда он рассказывал мне это в детстве, было видно, как непросто ему это далось, насколько тяжело было через всё это пройти. Или ты убьешь, или тебя убьют – это самый страшный выбор на земле.

Папу спрятали на чердаке в сене, и там он самостоятельно пытался оказать себе медицинскую помощь, пользуясь своей аптечкой. Хотя что там могло быть, сами понимаете, бинт, йод… Красные, между тем, его искали: они не досчитались одного убитого врага и понимали, что он где-то рядом. Пленных тогда никто не брал, ни красные, ни белые. Папа это знал, поэтому и объяснил крестьянину: я буду отстреливаться и убью, сколько смогу, но оставлю в пистолете две пули. Если ты меня выдашь, одна пуля будет твоя, а другая – моя.

На следующий день пришли белые и освободили поселок. Крестьянин передал папу, потерявшего очень много крови, своим. Спасибо ему за папину сохраненную жизнь. И это был не единственный человек в папиной судьбе, который его спас.

Папа отступал вместе с белыми в санитарном вагоне, долго ехал до Ростова, затем лечился в Ростове месяц или полтора. Тогда ведь медицина была «медленной», лекарства и средства совсем другие, раны заживали долго, даже антибиотики открыли позже. Так что и хирургия от современной сильно отличалась, что и говорить, начало XX века! Чуть что – просто отрезали ногу, и всё, живи, как можешь. Но папа сказал, что предпочтет умереть, чем жить калекой с одной ногой. Тогда инвалид воспринимался совершенно по-другому, и это была страшная участь для любого офицера. Кроме того, папе было всего 20 лет и он не мог представить себя инвалидом.