Алексей Улитин - Люди и НЕлюди. Территория Творчества представляет…

Пётр Алексеевич прекрасно помнил, как всё начиналось много лет назад. Тогда, в те далёкие и безвозвратно ушедшие в небытие годы волонтёрские поиски были для него настоящей отдушиной, особенно если они завершались успешно. Видеть искреннюю радость на лицах людей, ощущать себя сопричастным к спасению другой жизни – чувства совершенно непередаваемые. Так продолжалось, чуть ли не десять лет, пока его внутреннее я не приказало остановиться и проанализировать два крайних поиска. Припомнить странные интонации в голосах координаторов, их оговорки, двусмысленности в брошенных ненароком фразах. То чутьё, которое хранит в бою по-настоящему удачливого солдата, сигнализировала об опасности. И стоило ему сделать первый набросок на бумаге всех известных ему связей на бумаге, как ему реально стало не по себе.

За благородным во всех отношениях делом он почти сразу обнаружил не особо скрываемое второе дно, от которого распространялся Запах. Запах даже не гуано, а серы и смолы, прорывающийся из Преисподней. Открытие столь сильно потрясло бывшего капитана, что он сначала его счел за плод своей разыгравшейся фантазии. Уж больно оно было созвучно тем страшилкам из его детства, которые привозил из пионерского лагеря и охотно делился с ним его двоюродный брат, старший Петра на целых десять лет…

К его сожалению, следующий же день подтвердил его самые наихудшие опасения. Сначала Сергей-сержант в телефонном разговоре обмолвился о грядущей коммерциализации волонтёрского движения и о том, каких бабок на этом можно будет нарубить. Оставшийся в своё время служить по контракту, чтобы не работать сторожем при птицефабрике, парень и в армии нет-нет, да показывал натуру не крестьянина, но куркуля, не страдающего от отсутствия морали. Слушать его излияния по дороге в школу (а капитан после отставки устроился учителем ОБЖ) было донельзя противно.

Буквально через два часа Пётр Алексеевич получил словесную оплеуху вместе с ещё одним доказательством своей правоты. На этот раз от своего непосредственного начальства, в лице директора школы. Диана Дмитриевна, чуть ли не певшая ему дифирамбы ещё неделю назад, ныне расчихвостила его как школяра, в пух и в прах. Из гневной речи капитан понял, что его планы районным начальством признаны не только нежелательными, но и вредными. И внеурочная работа в каникулы (чуть ли не грамоту первоначально сулили) и идея модернизации живого уголка (аквариум, в котором близ лимонника плавали две одинокие гупёшки) накрываются, скажем так, «ночным горшком».

А уж когда вечером в передаче «Голос Молоха» (сам бы он эту гадость и смотреть не стал, но звонок от не на шутку встревоженного друга заставил) ведущий Дмитрий Молох стал напоказ проливать крокодиловы слёзы о гибели сотен и тысяч несмышлёнышей в год, о том, что все мы ответственны перед ними и потому по примеру просвещенной в таких вещах Европы должны…

Даже сейчас, по прошествии почти десяти лет, Петр Алексеевич не мог без отвращения вспомнить о том злополучном дне. Едва во всеуслышание было объявлено о реорганизации движения в государственную структуру, смене названия (чтобы на Западе, помешанном на ми-ми-мишности, правильно поняли) и изменений в деятельности, капитан, сославшись на последствия ранений, предпочёл отойти от дел, сосредоточившись на учительской деятельности, и лишь изредка выезжал, как непрофессиональный доброволец. Но только тогда, когда был уверен, что это действительно необходимо. Как сейчас. И при этом гнул свою линию…

«Первую половину пути Никита прошагал со скоростью 5 километров в час». Именно такая формулировка задачи по математике вспомнилась мне, «НЕкиту» (так называет меня моя сестра, с ударением на первом слоге), когда вслед за своим отцом я вышел из лесного массива на просеку. Автор задачника или серьезно ошибался, или имел ввиду тот факт, что мальчик шёл по ровной городской дороге, не всматриваясь пристально в каждый встречный куст. Нам, к примеру, удалось за эти шесть десятков минут прочесать лишь три километра. Только сейчас, после отмашки рукой отца к привалу, я позволил себе, присев на рюкзак, посмотреть вверх, на удивительно голубое и безоблачное небо, на фоне которого были чётко видны три высоковольтных провода ЛЭП. Я улыбнулся безмятежности небосвода и с наслаждением прикрыл глаза. Они у меня устали гораздо сильнее, чем натренированные частыми походами ноги. Идти по пересечённой местности не трудно, а вот смотреть одним глазом прямо перед собой, а вторым в экран тепловизора – сложно. Вот уж действительно та ситуация, когда твои глаза разбегаются в прямом смысле этого выражения.