Анатолий Музис - Первооткрыватели (из рассказов геолога)

– Саша, дай закурить.

– Покурили, хватит.

– Вот спасибо, еле выпросил, – громко сказал первый голос. Кто-то засмеялся, кто-то шикнул.

– Скажите, чтобы потише и попросите Орлянкина зайти, – не оборачиваясь сказал Федор Васильевич.

Сидевший за его спиной комендант вышел. Голоса за стеной смолкли, а на рацию вошел молодой парень в штатском. Он посмотрел на Федора Васильевича и тот, как будто его спрашивали вслух, ответил:

– Плохо, Саша. Плохо. Завтра, если утихнет, придется лететь искать. У тебя как?

– В любую минуту, Федор Васильевич.

– Ну, хорошо. Будь наготове.

Радист продолжал звать не отзывающуюся «Бурю».

3

Когда Марина проснулась, солнце заливало всю кабину. В самолете никого не было. Через раскрытую дверь виден был кусок неба и слышались голоса:

– Хотел бы я знать, – раздраженно наскакивал голос Гостева, – какого черта мы забыли в этой дыре?

– Никто тебя не тянул, – возражал ему Шолох. – Сам ехал.

– Сам, сам… Ехали, золотые горы обещали, а теперь сиди, вот…

– Ты все равно, как с луны свалился, – сказал Шолох и полез в самолет. Он лез через люк пилотской кабины и Марина подумала, что дело плохо, если самолет лежит носом на земле.

– Я не знаю, откуда я свалился. Я не знаю даже, куда я свалился, – продолжал кричать за его спиной голос Гостева. Не отвечая ему, Шолох протиснулся в фюзеляж.

– А, проснулась, – сказал он. – Как чувствуешь себя?

– Не вылетим? – вместо ответа спросила Марина. По его лицу она старалась угадать истинное положение вещей.

– Как тебе сказать… – Он не смотрел ей в глаза. – По такому снегу не подняться, да и…

Она откинулась обратно на чехлы.

– Ты что, Марина?

– Так, голова что-то опять кружится.

Ее знобило. Она натягивала чехлы до самого подбородка, но они промерзли и не гнулись. От них веяло холодом. Даже серебристая обшивка самолета и та, казалось, излучает холод.

Влез Гостев и достал бортпаек.

– Жаль, спирт весь уже выпили, – сказал он срывая пломбу. У него был совсем другой голос, чем когда он говорил снаружи. – Ну, ничего, вот только выберемся отсюда…

Он так и замер, не досказав, что будет, когда они отсюда выберутся. Издалека донесся знакомый гул мотора.

Шолох вскочил. Он пробежал по наклонному полу самолета и одним рывком выбросил свое сильное тело через дверцу. Следом за ним, так же стремительно, выскочил и Гостев.

Гул нарастал.

Марина приподнялась и смотрела в окошко. Их самолет лежал зарывшись носом и наклонясь на правый бок. Левое крыло его торчало кверху, как рука утопающего, а Шолох и Гостев барахтались рядом в снегу и, махая шлемами, кричали:

– Э-эй… Э-эй…

Но самолет ровно, не меняя курса, прошел стороной и они сразу поникли.

– Орлянкин пролетал, – сказал Шолох, когда они вернулись. – Нас ищет.

– Не увидел он нас? – с робкой надеждой спросила Марина.

– Не увидел, – сказал Гостев. – Да разве увидишь. Окраска-то серебряная. – И вдруг засмеялся. – А мы-то ему кричали, а?..

4

Орлянкин предполагал, что Шолох, потеряв ориентировку, выйдет к реке и по ней будет искать Медвежий Угол, но за рекой начинались большие превышения и Шолох, боясь проскочить реку в сильном снегопаде, предпочел взять курс прямо на базу. Поэтому, обшарив всю прибрежную полосу, Орлянкин так и не нашел их в первый день поисков, но во второй день, начав облет по трассе полетов, он, безошибочным взглядом штурмовика, привыкшего распознавать замаскированные самолеты и танки противника, сразу разглядел распластанную на снегу серебряную птицу Шолоха.

Он спикировал и помчался почти прижимаясь к бликующему снегу. Солнце насквозь просвечивало долину. Он увидел, как из самолета вывалились два человечка и увязая по пояс отчаянно замахали ему. Он накрыл их своей шумной тенью, развернулся на крутом вираже и снова с ревом промчался над ними. Он кидал самолет кверху и книзу, махал ответно рукой и даже сделал две «бочки». По случаю такой радости он был уверен, что Федор Васильевич не вкатит ему очередного нагоняя за «фокусы». И действительно, когда он заглянул в переговорное окошко, то увидел, что лицо Федора Васильевича снова помолодело.

Потом они выкинули им пакет и кружились, наблюдая, как одна фигурка барахталась в снегу, пытаясь дотянуться до него, а вторая, подняв обе руки кверху, потрясала ими в приветственном жесте. И Сашка Орлянкин целый бы день кружил над ними, если бы в переговорную трубку не услышал отрезвляющий голос Федора Васильевича: