Светлана Слепова - Если твоя вторая половина – Джин

Утро, наконец, было добрым. Весна за окном сияла изумрудными, лазурными и золотыми красками. Слышно было, как радовались этой благодати птицы, насвистывая свои утренние песенки. Солнце ласкало сквозь стекло. Всё было бы прекрасно, если бы не всё тот же продолжающийся несносный насморк.

Вместо подушки Люба прикорнула на чёрном странном предмете, который грел её душу сильнее и приятнее всех весенних Солнц вместе взятых.

– Деточка, – ласково обратилась к ящику Любочка, – если бы ты ещё могла дать мне лекарство от этой напасти, чтобы я навсегда, навечно избавилась от насморка. И даже не вспоминать о нём больше!

За ночь Люба, наверно, раз сто ещё нажимала заветную кнопочку, поворачивая штуковину в руках и так и сяк. Удивительно, как та выдержала и не сломалась. Аппарат явно был сделан на совесть. Производитель точно предвидел специфику потребителя.

Но, не смотря на все старания Любы, только дважды ей что-то получалось довести до конца.

Один раз вдруг появилась двойная сковородка, также рекламируемая по телевизору. Люба внимательно оглядела и постаралась запомнить положение аппарата. А затем повторила эксперимент, когда на экране телевизора кто-то заказывал аппетитную пиццу с грибами. Всё получилось.

Конечно Люба понимала, что это, наверняка, не все возможности прибора, но и то, что выяснилось, было просто кладом!

Правда из носа всё продолжало течь.

Произнеся своё пожелание о лекарстве от насморка в «рупор», Любаша с надеждой нажала кнопку. Ничего не произошло.

Понимающе кивнув, Люба ещё раз на всякий случай ткнула кнопку и собралась идти в ванную. Как вдруг облачко всё же появилось. И на диване осталась лежать фляжечка с этикеткой, на которой задорно подмигивал тот самый курьер-фокусник, испарившийся в лифте.

Во фляжечке с золотистой пипеткой находилось немного жидкости. Но так мало, что создавалось впечатление, что её где-то украли.

Через десять минут после закапывания, от Любиного насморка не осталось и следа.

От такой великой радости у неё проснулся волчий аппетит. Девушка в общем-то уже усвоила технологию звукового заказа. Произнести в рупорок желаемое и нажать два раза на кнопку.

Спустя всего полчаса Люба уже сидела за столом, заваленным всеми вкусностями мира, и наслаждалась жизнью, объедаясь и запивая съеденное очередной чашкой кофе.

Плохие мысли отвалились сами собой, как изжившие себя атавизмы. На очереди желаний стояли наряды и… что-нибудь ещё такое-этакое. Что даже сформулировать пока не удавалось.

– Завтра закрою «больничный». И да здравствует весна, молодость, работа!!! Хотя… с работой, может, и погорячилась. На моей работе сильно не повеселишься.

Но главное, что сидеть взаперти уже точно не придётся.

Дома – не придётся. Но в магазинчике… Хоть бы в какой-то горшок корни не пустить.

Представляю, подумала Люба, как когда-нибудь соберусь идти домой, а ноги в горшке застряли. Так и поскачу домой по дорогам в цветочном горшке. Эх…

За стеной жутко орала подобие песни Светка. Орала так, что соседи, то с нижнего, то с верхнего этажа колотили по батарее центрального отопления. Но Светлана просто наслаждалась какофонией, которую устраивала своими воплями.

– Наверно её когда-нибудь задушат. – Мелькнуло в голове у Любаши. Ей вдруг стало бесконечно жалко эту неминуемую жертву отсутствия то ли музыкального слуха, то ли человеческого голоса. И она, заказав у «деточки», как она теперь именовала ящик, десяток куриных яиц, отправилась в гости.

Дверь открыла Светлана, как всегда, с «размазанными» глазами, всклокоченными волосами а-ля вчерашний начёс, в коротком махровом халатике, который, наверно, не снимала даже в тридцатиградусную жару, и как всегда невозмутимо претензионным видом. На ногах у Светланы были ядовито зелёные шлёпанцы, которые идеально шли к ярко-розовому халату. И, между прочим, попробовал бы кто ей сказать, что это не так! Хотя… сама она прекрасно знала, что на ней полный треш. То бишь мусор. Но в данный период жизни душа требовала извращений! Одежда ими и была!

Люба, улыбаясь, без «задней» мысли, протянула ей яйца. На что тут же в ответ получила ими по башке. Яйца противно растеклись по волосам, лицу, капая на одежду Любаши. Дверь перед нею захлопнулась и, уже из-за двери, послышались вопли соседки: