Сергей Зацаринный - Пустая клетка

– Ты знался с этим Санчо. Какое впечатление он на тебя производил?

– Внешность обманчива. Но, если старый Касриэль, хоть чуть разбирается в людях – это не деловой человек. Молод, легкомыслен. Довольно учён, быстро считает, знает еврейский язык. Я спросил его, где он выучился, он сказал: «На Майорке». Я, говорит, был школяром и изучал древние языки. Когда я поинтересовался, почему же он оставил учение, мне ведь тоже пришлось некогда бросить учение и не по своей воле, он ответил: «Из-за баб».

– Стало быть, очень запросто мог пристать к женщине на улице. Знаешь, а ведь ту самую свиную ногу тоже привезли из далека. Как и золото.

Безмолвная фигура в белом плаще и высоком колпаке, замершая у ворот ханского дворца, привлекла внимание Злата, едва их повозка выехали на площадь. Наиб хотевший оставить Илгизара для завершения отчёта, а самому по-быстрому отогнать домой лошадок, только буркнул сквозь зубы:

– Это по нашу душу. Давно, видно, ждёт. Готовь, Илгизар, отчёт.

Что ещё могло привести человека в одежде отшельника-суфия к вратам власти, как не приказ учителя, озабоченного делами мирскими? Наиб не ошибся. Едва они поравнялись, человек сделал шаг навстречу и учтиво, не роняя достоинства поклонился.

– Ала-эд Дин эн-Номан ибн Даулетшах просит достопочтенного наиба Хрисанфа ибн Мисаила навестить его.

Злат нахмурился. Сразу было видно, что такое официальное и витиеватое приглашение не сулило ничего хорошего.

– Давно ждёшь?

– С самого восхода. Мне сказали, что господина наиба не видели со вчерашнего полудня. И не знают, где его искать.

– Думаю, ты понимаешь, что, если бы я спокойно сидел в своей каморке, то никогда не удостоился бы беседы с мудрейшим эн-Номаном?

Суфий не ответил. Его послали всего лишь передать приглашение. Злат знаком предложил ему забираться в повозку и бросил оробевшему Илгизару:

– Поедешь со мной.

Оробеть было от чего. Живший давно в уединении, вне мирской суеты, в последнее время эн-Номан мало где показывался и мало с кем общался. Даже сам хан Узбек в свою бытность во дворце, удостаивался аудиенции только раз в неделю, по пятницам. Он исправно навещал старика и выказывал ему высочайшее почтение.

Ала-эд Дин эн-Номан ибн Даулетшах ибн Али был родом из Хорезма. Поэтому его в Сарае звали просто эн-Номан аль-Хорезми. У себя на родине он заведовал больницей и был личным врачом наместника Мелик-Тимура. Там его и увидел хан Тохта, забравший учёного лекаря с собой в Сарай. До того, как стать врачом в Хорезме эн-Номан 20 лет скитался по свету из медресе в медресе, от учителя к учителю в поисках знаний. Помимо медицины он изучил логику и диалектику, что видимо и стало причиной того, что бывший лекарь вскоре оказался в гуще политических страстей, раздиравших улус Джучи. Поговаривали, что именно этот невидный любитель умных бесед и стоял за спиной эмиров и купцов во время смуты отстоявших Золотой Престол, за бывшем в тени и изгнании царевичем Узбеком. «И выпала ему доля обильная» – писали в донесениях дипломаты.

Эн-Номан ездил с посольством в Египет, выдавал за тамошнего султана племянницу Узбека, хотел и вовсе поселиться в священном Иерусалиме, но что-то там не срослось и доживать век пришлось в Богохранимом Сарае. Теперь шейху было уже далеко за семьдесят и любимым его занятием были беседы с навещавшими его иногда путешественниками и паломниками.

Уединённое место для своей обители он выбрал на восточной окраине города, хоть и не так далеко от ханского дворца. Сарай жался к реке, и в противоположной стороне у края пустыни не было ни дорог, ни проезжих улиц. Там же раскинулись и городские кладбища. Здесь и построил свою обитель искавший покоя и уединения эн-Номан. Окружённый несколькими учениками он доживал век под сенью крепких диких груш, которые сам же и посадил 30 лет назад.

В саду он и встретил и Злата с его спутником.

– А я уже подумал, что достопочтенный Хрисанф приедет ко мне затемно и мы поужинаем вместе. Теперь вам придётся делить трапезу вдвоём.

Эн-Номан хлопнул в ладоши. На расстеленной скатерти появилось блюдо с мясом и лепёшки. Рядом поставили поднос с сушёными финиками и курагой.

– Мой юный друг тоже мусульманин, так что угощаться буду я один, – улыбнулся наиб.

Шейх строго поджал губы.

– Вера проявляется не в показном благочестии. Вера проявляется в делах. Похвально, юноша, что ты строго соблюдаешь пост. Твоему молодому телу это только на пользу – говорю это, как старый лекарь. Но, ты исполняешь трудную службу. Сейчас ты со своим наставником идёшь по следу страшных убийц, поправших законы. От вас зависит, восторжествует справедливость здесь на земле или мы опять отложим всё до встречи с Всевышним. Вот только что скажут ему судьи земные? Которые должны были защитить слабых в этой юдоли? Ешь, юноша. Ибо, если в решающий час у тебя не хватит сил, мне придётся давать отчёт вместе с тобой, так как я не покормил тебя, как следует. Или ты хочешь вступить в богословский диспут со старым эн-Номаном?