Габриэль Духовская - Дракон Песка. Становление

Сейчас нет смысла гадать, что было бы, не убеги мы в тот день в город. Может, погибли бы с остальными, а может, именно наших сил не хватило для победы. Этого мы не узнаем уже никогда.

***

Пламя еще плясало на остатках бревен, одно тело лежало у пожарища с неловко вытянутой рукой. Тень Лани. Лучший из мыслестранников. Он сумел позвать на помощь какого-то зверя, и тот вытащил своего друга. Скорее всего, волка – рука прокушена, но Тень Лани дышит. Остальным повезло меньше. Чьи-то обгорелые останки торчали на краю пепелища, насаженные на копье, словно на кол.

Мы оттащили мыслестранника подальше, он открыл глаза. Переглянулись: я, Стеклянный Волк и Стальная Птица.

– Нас тоже убьют, – произнес Волк. – Посмотри, Дракон Песка, без магии не обошлось?

– Да, – я обследовал пространство. – Следов магии тут достаточно, и было много нападавших, раз наши не справились. Кто пришел сюда, брат?

– Городская школа магии, – с трудом отозвался Тень Лани. – Они искали сотворенных. Это не случайность.

– Значит, искали нас. И будут искать дальше. Мы должны их опередить. – Стальная Птица передернул плечами, и его одежда отозвалась металлическим звоном кольчуги. В глазах брата полыхнуло безумие. Нам предстояло сделать то, что мы ненавидели больше всего на свете, – действовать вместе.

Мы оставили Тень Лани в лесу – он не пропадет. Любой зверь сдохнет от счастья, служа ему. А мы… Напуганные, потерявшие дом, объединившие силы и кипящие яростью – нам больше некуда было идти, возможно, это и повлияло на наше решение. Человек бы бежал, затаился. Но мы людьми не были.

Школу окружала высокая стена. Можно подумать, она кого-то остановит, кроме пьяных бродяг и недоучек. Тоже мне, защита… Я положил руки на стену, прикоснулся к ее магии, впитывая и разрушая защитные заклятия. Школа была не так стара – скорее всего, стояла на фундаменте каких-то древних руин. Впрочем, старые чары уничтожать было необязательно. Хватило и школьных заклинаний охраны. Никогда еще я не поглощал столько магии за раз. И когда я обернулся, мои товарищи отшатнулись.

– Ты в порядке, брат? – спросил Стальная Птица. – Твои глаза? У тебя они совсем черные, как два колодца!

– Вперед. – Губы шевельнулись, но голос отказывался звучать.

Мне повиновались.

Дважды мы натыкались на комнаты учеников, но они нас не интересовали – только преподаватели. Те оказались в другом корпусе. Мы заходили в каждую комнату, не разбирая. Маги – одиночки. И три тощих чумазых подростка не казались им опасными, одно заклинание – и все. Все – потому что под это заклинание делал шаг я, тот, кому не могло причинить вреда колдовство. Их глаза тускнели, и Стеклянный Волк наносил удар ножом – удар милосердия. Лучше умереть, чем жить тем, что от них оставалось. Последним был старик.

– Сотворенные! – выдохнул он, увидев нас.

Он был лучшим из всех, поэтому воспользовался не магией. Арбалетный болт лязгнул о рубашку на груди Стальной Птицы. Милое свойство моего товарища превращать в броню все, что захочется, сохранило ему жизнь. Я метнул нож в старика, он отразил заклинанием, а потом все-таки хлестнул огнем… Я видел, как гаснет разум в глазах мага, как сбегает по бороде струйка слюны со скривленных губ. А потом Волк добил и его. Надеюсь, это воспоминание не будет преследовать меня всю жизнь…

Мы ушли, оставив разоренную школу. Ушли, разминувшись на минуты с возвращающимися с пьянки старшекурсниками. И разошлись в стороны. Искать будут троих. И, надеюсь, все-таки людей. Мы не такие, как они, мы – сотворенные.

Денег оказалось немного, поэтому лошадь пришлось украсть. Кляча, которая не попала на бойню только потому, что хозяину было лень ее туда отвести, шла ленивым шагом, иногда спотыкаясь. К вечеру я уяснил, что это не хромота или слабость, а ее личный стиль движения. А также – что кобыла умеет бегать отвратительной тряской рысью и еще более отвратительным галопом. Причем не переставая спотыкаться. Впрочем, скорее всего, ей было у меня лучше, чем у предыдущего владельца, и удрать она не пыталась, хотя в первый же день я не привязал ее. Разболелась рана, и меня хватило только на то, чтобы съехать с дороги и упасть в траву, теряя сознание.

Утром меня привел в чувство тычок слюнявой усатой мордой в лицо. Моя кляча стояла и старательно облизывала меня – мерзейшее ощущение. Сделанный из веревки недоуздок валялся на траве – может, я сам снял его, или она сумела освободиться…. В любом случае, сбежать она не пыталась, и на том спасибо. В ближайшей деревне я приобрел седло, мешок овса и перековал Чудо – так я назвал лошадь, – отдав за все две серебрухи. К кобыле было приценился местный шкурник, но я его отогнал, несмотря на щедрую плату в целых семь медяков за моего одра. Нет уж – неизвестно, получится ли украсть новую, а с этой мы уже сработались.