Лили-Джон Уэллер - Королевская кровь. Часть 1. Тайна Эвердредского леса

– Именем короля! – раздался в дверях громовой голос. На пороге стояли гвардейцы.

В доме воцарилось молчание.

– Что случилось? – спокойно поинтересовался счастливый жених и хозяин дома.

– Его величество требует невесту к себе, – отвечал предводитель гвардейцев. Это был маленький круглолицый сержант с неприятной хитрой самодовольной ухмылкой, как бы навсегда прилипшей к червеобразным усикам.

– Какого дьявола! – в сердцах воскликнул Энтони, и темные глаза его вспыхнули, будто угли.

– Не забывайтесь, господин Марвел! – грозно оборвал его сержант.

– Я не пойму, по какому праву…

– По праву первой ночи! – отрезал сержант, – Госпожа Марвел, следуйте за мной!

Возле Миллисент уже стояли двое с алебардами, а еще двое стали на пути взбешенного жениха.

– Нет, нет, я не пойду! – закричала Миллисент, – Энтони!

Гвардейцы крепко схватили обоих.

– Это просто возмутительно! – вмешался шафер Билл Грей.

– Сопротивление бесполезно, – продолжал сержант, – Jus primae noctis [1] Jus primae noctis – Право первой ночи ( лат .) – существовавшее в некоторых европейских странах в средние века право феодала провести первую брачную ночь с невестой своего вассала. ( Прим. перев .) в этой стране никто не отменял. Во дворе стоит целый отряд, и, поверьте, мои молодцы смогут успокоить всех недовольных.

Энтони взглянул на Уэсли Пейна – дядю Миллисент, который был на свадьбе посаженным отцом.

– Что поделаешь, дети мои, – проговорил тот, потупившись, – он говорит правду. Король имеет право забрать невесту на одну ночь… На моей свадьбе с покойной Джейн при покойном короле было то же самое, – добавил он, помолчав.

– Никогда не думал, что это право распространяется на людей, приближенных ко двору! – не унимался Энтони, – Мало ему простолюдинов!

– Это что, бунт? – подозрительно прищурился сержант. – Я доложу его величеству о ваших непочтительных высказываниях!

– Докладывай-докладывай! Ты, видно, докладами себе дорогу и прокладываешь!

Руки гвардейцев крепче вцепились в рвущегося в бой хозяина дома.

Рыдающую Миллисент утащили прочь. Энтони с размаху стукнул кулаками по столу. Зазвенела рассыпающаяся посуда. Толстая доска треснула, и на белой скатерти показалось пятно крови – от разбитого кулака Энтони. Веселью наступил конец.

В карете, куда втолкнули Миллисент, сидели две пожилые монахини. Одна из них протянула Миллисент платок.

– Утри глаза и перестань плакать, дочь моя, – стала она увещевать девушку, – ты должна радоваться, что его величество оказывает тебе такую честь.

– Матушка! – воскликнула Миллисент, – Как же… как же все это согласуется с обетом супружеской верности, который дала я перед алтарем?

– Власть дается от Бога, – терпеливо объясняла монашка, – ночь, проведенная с монархом, не считается изменой.

– Чем же она считается? – отозвалась Миллисент не без язвительности.

– Можешь считать это жертвой Богу…

– «Sacrificium Deo spiritus contribulatus» [2] Здесь и далее цитируются стихи из 50-го Псалма: «Жертва Богу дух сокрушен; сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» ( Прим. перев .) , – процитировала невеста.

– «Сor contritum et humiliatum Deus non spernet!» – с энтузиазмом подхватили хором святые сестры.

– Вот и смиряйся! – продолжала старшая, – Благословляю тебя, дочь моя!

– Благословляете на блуд, на прелюбодеяние?

– В тебе сейчас говорит гордыня. Смирись, дочь моя, и радуйся!

– Не могу я смириться! Это безбожно, безбожно! – Миллисент снова разрыдалась.

– Бедное заблудшее дитя! Вот увидишь, Господь осушит все твои слезы!

Они приехали. Стража с поклонами сопроводила девушку в опочивальню, где ждал ее царственный похититель, и удалилась. Ее окружал багровый полумрак.

Король Гордиус Первый, одетый по-домашнему в эффектно спадающий тяжелыми фалдами долгополый темно-красный блио [3] Блиó – средневековая верхняя одежда в виде туники, надевавшаяся поверх камизы (см. ниже) ( Прим. перев.) с золотистыми кистями у пояса, накинутый поверх белоснежной до пят камизы [4] Камиза – средневековая нижняя одежда в виде туники ( Прим. перев .) , улыбнулся ей своей самой обворожительной улыбкой.

– Ну, здравствуй, Милли! – изрек он, окинув ее ласково-плотоядным взглядом собственника. Лицо его с высокими дугообразными бровями над серыми льдинками глаз было гладким и не лишенным величественной красоты, хотя и слегка одутловатым.