– Боже, а где же касса? – здесь же ни черта не видно! – возмутился Пьер, покачнувшись от неопределённости своего положения в этом тёмном пространстве. – Мадам! – крикнул он в пустоту. – Зажгите же, наконец, свет!
Его возмущение осталось без ответа. Мишель нащупала руку Пьера, к её удивлению, совсем не в том месте, где, казалось, он должен был находиться. Стало немного спокойнее.
В зале не было электрического освещения. Свет шёл лишь от огромных, чёрно-белых, прозрачных фотографий, подсвеченных сзади. На них в полный рост стояли узники лагерей. Измождённые, в полосатых костюмах, сквозь которые были видны выпирающие от худобы кости. Впалые, небритые щёки, взлохмаченные волосы, торчащие из-под тюремных шапочек. И глаза! Они смотрели на вошедших, уж очень проникновенно! За счёт этого контраста темноты и проникающего сквозь лица света, их вполне можно было принять за живых. Казалось, что сейчас они заметят вошедших, повернут голову и протянут руки, с просьбой спасти их отсюда.
Это первое впечатление от увиденных экспонатов родило в голове обоих так много эмоций и вопросов, что голове не хватало опыта и скорости всё это осознать и ответить на все эти странности восприятия. И всё же, Пьер и Мишель у стенда ощутили себя более спокойно, так как подсветка давала возможность хотя бы слабо, но видеть острые углы других стендов с экспонатами.
Следующая группа фото завораживали ещё больше. Старые снимки из жизни этого маленького тихого городка, который немцы в один день превратили в руины в 1944. Это произошло уже после высадки американских солдат в Нормандии, и оттого все произошедшее было ещё трагичнее. На фотографиях были запечатлены моменты из довоенной жизни. Тусклый свет подсветки, делал необходимым более пристально всматриваться в фото и ловить себя на том, что лица на фотографиях немного меняются. То медленно улыбаясь, то переводя свой взгляд, как бы следя за посетителями.
– Господи, как же вас жалко. Такие вы маленькие были! – подумала Мишель, ловя на себе пробежавшие мурашки.
– Вот класс со школьниками и двумя классными дамами, вот фотография большой семьи, вот фото девочек идущих на праздник совершеннолетия, вот мальчики, получающие благословение священника.
Дальше пошли сценки из жизни, сделанные в виде объёмных фигур людей, одетых в точные копии костюмов и обуви, которую носили тогда. С атрибутами убранства их домов по тогдашней моде на мебель. И много мелочей, которые теперь продавались на блошиных рынках.
«И у меня есть такая фарфоровая чашечка!» – подумала Мишель, разглядывая стенд. «Купила в Нанси, на блошином рынке, когда приезжала к сестре».
Пьер заметил на стендах несколько знакомых фотографий, которые были напечатаны в его книге об истории этого несчастного городка, Орадура на реке Глан. Орадур сюр Глан, который, даже по прошествии стольких лет после войны, так и не узнал разгадки своей гибели. Почему именно их город в конце войны немцы превратили в руины? За что?!
Разглядывая экспонаты, Мишель и Пьер не заметили, как достаточно далеко углубились в темноту. Они всмотрелись вглубь зала, чтобы проверить, сколько же они прошли, и где вход. Но ориентация их была полностью потеряна. Зал казался безразмерным с плавающими в нём легкими пятнами подсвеченных экспонатов. И ни входа, ни выхода не намечалось. От этого казалось, что они не ходят по обыкновенному полу зала, а тоже плавают в этой темноте, как в глубине океана, наполненного призраками.
***
– Вот и ориентир! Идём по стрелке, – обрадовался Пьер.
– У меня уже мурашки пошли, – засмеялась облегчённо Мишель, увидев слабо светящуюся стрелку, где то вверху. Думала, так и останемся здесь навсегда.
– Здорово, но мало, – произнёс шёпотом Пьер. Адреналинчик вроде только появился и уже всё!
Они шли по стрелкам и вскоре увидели вдали маленькое полоску тусклого света, которая при приближении к ней, становилась всё ярче. И вот уже сквозь неё пробились солнечные лучи. Пьер и Мишель ускорили шаг и очень быстро оказались на улице.
О, боже, с каким удовольствием они вдохнули свежий воздух, в котором, одурманивающе пахла акация, и который, кажется, приобрёл больше звуков и запахов, чем до входа в музей. Они слышали звон кузнечиков, который плыл по воздуху одной нотой. Казалось, что был слышно даже порхание крылышек бабочек и пчёлок. И нежный звон колокольчиков. А солнце ласкало кожу.
Глядя на это и ощущая всем своим существом летний восторг, они даже почувствовали облегчение оттого, что позади была чужая, страшная жизнь. А их действительностью была жизнь в тёплом лете, с лучами солнца и запахом цветов! Этот ужас остался в прошлом, в той темноте. А они были в мирном, солнечном, зелёном городке. И были счастливы, что родились позже!
Читать дальше