Игорь Англер - Кавитатор профессора Брехмана. Юмористическая повесть

А то, что она состоится сомневаться не приходилось. Иногда в порыве честности Брехман признавался самому себе, что с учеником ему повезло.

«Это, точно, Моисей меня навёл сразу взять Федю!» – благодарил божественного поводыря Семён Наумович.

«А ведь потом, через пару дней, Долбоколов прислал с рекомендацией этого… как его… а… Беляускаса, типа отслужил срочную в Советской армии, достоин пополнить ряды советской науки,» – вспоминал с содроганием Брехман.

Перед его глазами, как будто встреча была только вчера, всплыл унылый образ печального литовского хуторянина Арвидаса Беляускаса с погасшим взглядом упахавшейся за сохой клячи и опущенными в пессимистической безнадёге впалыми бледными щеками и кислой рожей сыровара с лопатой. Обиженно выпяченная вперёд нижняя губа говорила о том, что обычно весёлая на втором году служба в стройбате до самого дембеля не хотела отворачивать от него свою жопу. Кличка «Уксус» прилепилась к Беляускасу навечно.

«Ты помнишь, мойшэ, как выглядела ског'бь евг'ейской нации, когда он, как поц, спустился с гог'ы Синайской и объявил, что г'азбил Скг'ижали и не запомнил всех заповедей по пог'ядку! А мы тепег'ь мучаемся с гг'ехами, то ли своими, то ли чужими! – жаловался как-то на Долбоколова Брехман Кильману. – А этот ещё „Уксуса“ на кафедг'у подослал – мне что, своего в жизни не хватает что ли?»

Так что с Сидоровым всей лаборатории НЛНХиПК, а не только куратору-профессору, повезло. Сидоров был двужильным: он не только перелопатил всю институтскую библиотеку по кавитации, но и подписался на какие-то журналы по авиации, где тоже использовались полезные эффекты данного феномена, и не отказывался подменить Брехмана на семинарах. Но это было не самое главное.

– Ну что, пишешь диссег'тацию? Когда напишешь пег'вые две главы, обязательно покажи мне, – уходя с работы, Семён Наумович постоянно напоминал аспиранту о приближающемся часе «икс». – И не забудь о пг'актическом аспекте нашего экспег'имента. Кавитатог» должен быть пг'омышленного масштаба!

– Да-да, конечно, – соглашался Сидоров, косясь на жалкий пол-литровый прототип, который пылился на полке наставника.

А проводив профессора и всех остальных домой, Федя запирался в лаборатории на всю ночь.

И однажды этот час «икс» настал. Нет, до защиты кандидатской было далеко, но зачем-то Сидоров, заглянув на кафедру, заговорщицки позвал и Брехмана, и Кильмана, и даже подвернувшегося бесцельно, но целенаправленно слонявшегося по коридору Долбоколова.

– Вот, смотрите, сделал! Теперь можно писать диссертацию! – торжественно произнёс Федя.

– Ни хрена себе струя! – не смог удержаться от комплиментов Долбоколов.

Представители же интеллигентской части профессуры привычно прищурились и молчали. На специально сваренных из рельс подставках-козлах лежал, сверкая нержавейкой, кавитатор. Он был размером с ракетную боеголовку – не меньше метра в длину. Про вес кавитатора можно было не спрашивать. И так было ясно – если не прибьёт, то придавит наверняка, не хуже асфальтоукладчика. А уж с завихрением точно должно быть всё в порядке – в «улитку», похоже, могла поместиться человеческая башка целиком.

– И что, г'аботает? – недоверчиво спросил Брехман, не понаслышке знавший, как запутанна и длинна дорога от еврейского патента до внедрения изобретения.

– Хочу вместе с вами торжественно подключить, – ответил Сидоров.

– Ну-у-у, – разочарованно протянул Долбоколов, – а мы-то думали.

Тут в дальнем углу лаборатории кто-то характерно икнул. Все повернулись и увидели двух мастеров-инструментальщиков из механических мастерских, за спинами которых что-то жужжало. У обоих на лицах блуждали глупые улыбки, бегали туда-сюда масляные глазки, а крепкий запах перегара перебивал въевшееся в спецовки масло. Работяги не сходили с места, явно закрывая собой какие-то предметы.

– А ну, отвалили! – зычно приказал Долбоколов.

– Пожалуйста, – в один голос вежливо попросили Кильман с Брехманом.

Мастера неохотно отошли в сторону. За ними скрывались ещё два кавитатора: одна уже всем знакомая «пол-литровочка», гонявшая по контуру из прозрачных трубок бесцветную жидкость, и второй, размером с артиллерийский снаряд, который с шумом всасывал в себя, а потом с жужжанием выплевывал обратно в контур некую коричневую жидкость.

– Герметичность в контурах нарушена, – втянув воздух ноздрями, авторитетно заявил Долбоколов.

– Водка… – шмыгнул носом Брехман и кивнул на нержавеющие «пол-литра».