Сергей Бортников - Законы разведки

И при всем этом умудрялся оставаться вполне любознательным, способным к разным наукам парнем. Да, не одну всесторонне развитую личность удалось сформировать в те годы благодаря неустанной заботе нашей партии о подрастающем поколении!

…Или, может, моя судьба дала крен после того, как я связался с мелкой фарцой? Часами мы простаивали на Невском или у Эрмитажа в ожидании иностранцев, и как только они появлялись, выменивали за значки, медали и часы – джинсы, футболки, кепочки, а также грампластинки и плакаты с портретами тогдашних кумиров. «Битлз», «Роллинг стоунз», затем «Дип Пёрпл», «Лед Зеппелин», «Юрай Хипп»…

Боже мой, как давно, – и как недавно было это!

Так и нахватался всего по чуть-чуть. Был немного фарцовщиком, немного спортсменом (пловцом-боксером-биатлонистом), немного студентом. И нигде не добивался особых успехов, но и не был последним.

Поступил в первый раз в университет без особых проблем; мама была счастлива – еще бы, первый в нашем роду получит высшее образование!

Рано радовалась. Мое доармейское студенчествование длилось недолго – всего несколько месяцев и закончилось после того, как в университете имени Жданова меня стали заставлять конспектировать работы гениального квартиранта Марьи Васильевны. Лучше б он задохнулся в том проклятом шкафу! Короче, не прошло и трех месяцев, как я вылетел из университета – и тем самым лишился отсрочки от призыва.

Замечательный друг-звездочет, Миша Шабалин, с которым меня пару раз сводила жизнь, говорил как-то, что судьба все время подает некие знаки, надо только научиться их читать. Я в этой жизни уже научился многому, но читать знаки судьбы – нет.

Разве что задним числом, вспоминая развилки и перекрестки жизни…

Я сразу узнал его. Высокий, стриженый, ладно скроенный мужчина в дорогом спортивном костюме поверх тельняшки, с фуфайкой под мышкой вошел в камеру, как хозяин входит в дом. Неспешно окинул взором свои, то бишь наши апартаменты и, как мне показалось, лишь в самый последний момент заметил меня.

– Чего разлегся? Приветствуй хозяина! – рявкнул лениво.

Я не пошевельнулся.

– Ты что, глухой от рождения?

Я приподнял голову и еще раз как следует рассмотрел вошедшего.

Многие, наверное, побоялись бы встречаться с ним в темном углу. Нет, само лицо моего долгожданного сокамерника было довольно приятным, привлекательным, с правильными, чуть резковатыми чертами. Но вот выражение, которое оно принимало… Узкие и холодные глаза; плотно сжатые, порой презрительно кривящиеся губы; твердый, выступающий мужественный подбородок; рубленые скулы и надбровья в насечке характерных шрамов; нет, все это вместе взятое могло произвести жуткое впечатление на самого смелого человека.

Я знал, что внешние данные полностью соответствуют характеру этого мужчины. Жесткому, решительному и злому. Но знал и другое – я справлюсь с ним без чрезмерных усилий.

– Что, поиграть в болвана вздумал? Сваливай на другую сторону! Я привык спать возле батареи…

Не переча, я перелег на свободное место.

«Незнакомец» завалился на мое и принялся мурлыкать какую-то глупую песенку, наверняка тюремного сочинения:

Да, этот слез лить не станет. Порешит, как овечку, любого, ставшего у него на пути. Не завидую я также и тем, кому он будет верить и кого любить. Для таких людей нет ничего святого…

Странно, почему Олег Вихренко пришел к выводу, что мы с ним похожи? По сравнению с этим людоедом, я – невинный интеллигентный мальчик!

Но мне только хотелось так считать. На самом деле, если бы в камере было зеркало, то я увидел бы в нем такую же точно харю, как и у рецидивиста Сергея Мисютина. Во всяком случае, не менее решительную и наглую.

Правда, надеюсь, не столь тупую и жестокую.

Мисютин тем временем сбросил адидасовскую куртку, оставшись в тельняшке и брюках. Топили в «Крестах» на славу. В камере не прохладнее, чем дома на Карповке.

Я до сих пор не вымолвил ни слова, а сокамернику явно не терпелось почесать язык, и он снова принялся приставать ко мне. Рядом больше никого не было.

– Тебя как звать-то?

– Кирилл.

– Киря, Кирюша, славное имя. Воровское!

Если бы он знал, как я не выношу подобного обращения, то не будил бы во мне зверя! Но «зверь» пока что не зарычал, только хмыкнул. А Мисютин продолжил:

– Погоняло?