Натали Якобсон - Век императрицы – 2. Живая статуя

Свинцовое крыло плотно окутало меня, как защитным покровом. Когтистая лапа ифрита уже шарила по стене в поисках спрятанного рычага, с помощью которого открывается потайной ход. Железные объятия были крепкими, но я все же умудрился обернуться на Розу. Она стояла на прежнем месте, призрачная и неотразимая, в блеске свеч, и смотрела на меня равнодушно, как на развенчанного героя.

Рычаг в стене все же щелкнул. Из приоткрывшегося выхода на нас дохнуло зимним холодом и круговоротом метели. Крыло ифрита обвилось вокруг меня еще сильнее и потянуло прочь из гробницы, прямо на пронизывающий рождественский мороз. Вскоре я остался один на пронизывающем ветру. Кругом лежал только лес, полный попрятавшейся по норам нечисти. На холоде я быстро пришел в себя, обернулся назад с твердым намерением снова ломиться в гробницу и теперь уже не уходить пока не добьюсь своего, если нужно применить силу. Как все эти прислужники Розы завизжат, когда я дам им настоящий отпор? Нельзя было церемониться с ними с самого начала. На этот раз я был полон решимости сражаться, только вот никакой гробницы за моей спиной уже не было, и никого, кто бы хотел честно встретить бой, рядом тоже не объявилось.

Все, что я мог сделать, это сжать кулаки так, что острые ногти впились в ладони. Не стоять же теперь вечно здесь на холоде и кусать губы от досады и боли. Раны на плече все еще не затянулись, но лететь я мог и уже знал, куда полечу, где буду искать временного пристанища. На свете, наверное, было только одно место, где я смогу выговориться на чистоту и быть уверенным, что все сказанное останется только между мной и собеседником. Потому что собеседник связан вечным обетом.

Ноэль раскрыл книгу и пытался читать. Тонкие пальцы скользили по строкам, буквы маячили перед глазами, но смысл слов ускользал. Он уже давно не мог ни на чем сосредоточиться: ни на простых книгах, ни на священном писании, ни даже на молитвах. Вот он снова на дежурстве один, и снова его мысли постоянно возвращаются к тому прекрасному, златокудрому созданию, которое ночью заявилось в церковь и призналось в своих злодеяниях. А потом сгорело целое селение. Ноэль помнил, как опрометью бежал к горящим домам, как сам пытался помочь тушить пожар, таскал ведра с водой до тех пор, пока у него на ладонях не появились мозоли. И все напрасно. Никого спасти не удалось. Только те, кто жили на отшибе и на самых окраинах, успели выбежать из домов, да и те были так напуганы, что юноше пришлось утешать их всю ночь. Ни от кого невозможно было добиться внятных объяснений, из-за чего разразился пожар. Люди только сбивчиво начинали говорить что-то о золотом драконе и его огненном дыхании, от которого занялись не только соломенные крыши, но стерни вспаханных полей. Однако где это видано, чтобы мифическое существо, о котором прочесть можно только в книгах, прилетало в деревню и причиняло реальный вред. Такое невозможно, упрямо твердил Ноэль, но разве не сам он видел недавно живого ангела? То чудесное явление неземного существа со светящейся кожей, золотыми локонами и крыльями тоже казалось невероятным.

А потом ангел признался в том, что вред, причиненный им невозможно исправить, и что имя ему дракон. Ноэль до сих пор не знал верить этому или нет. Может, неземное существо просто хотело испытать его и поэтому намеренно говорило о том, что не соответствует действительности.

Во всяком случае, та ночь, когда оно явилось, была ознаменована трагедией. Столько жизней было погублено в одну ночь, выгорели посевы, не осталось ни амбаров, где хранилось зерно, ни конюшен, ни скота. Немногие выжившие остались без домов и вынуждены были искать приют в ближайших селах. Ноэль тяжело вздохнул, если бы хоть какая-то часть состояния, которое он должен был унаследовать, осталась при нем, то он, не задумываясь, раздал бы все потерпевшим.

Вроде бы сам Августин вызвался выделить этим людям средства на постройку новых жилищ и послать кого-нибудь выяснить, что же на самом деле произошло. Августин верил, что здесь не обошлось без вмешательства нечистой силы. Говорили, он собирается провести расследование и бороться до полной победы добра, но Ноэль предполагал, что такая борьба, скорее всего, закончиться арестом всех потерпевших. Им предъявят обвинение в колдовстве, в том, что это они с помощью темных сил вызвали огненную бурю и устрашающую иллюзию – парящий над огнем силуэт золотого дракона. Пыточные в инквизиции были такими, что вряд ли кто-то сможет не признаться в этих грехах. А там бедняг, чудом вырвавшихся из огня, будет ждать костер, но уже не в родной деревне, а в Рошене. Ноэль достаточно пробыл в центре столичной суеты, чтобы, кроме восхищения, испытать перед Августином еще и страх. Внешне он, конечно, походил на святого, но те массовые казни, которые он устраивал, и та непреклонность, с которой подписывал приговоры, говорили о том, что внутри него сидит далеко не добрая, сокрушительная сила. Сила, которая руководит им.