Павел Нефедов - Добро. Вторая часть

Не знаю, как друг воспринял эти слова, ведь в грустном содержании, я излагал только радость. Счастье, которое обрел, выбрав свой истинный путь. Но он, не останавливаясь, продолжил свой рассказ. Подтвердив нашу человеческую натуру. И он, и я, знали, что оратор слышит только свой мир, не обращая внимание на внешнее, а все извне подстроится под мысли говорящего.

– Я чувствую силу в себе, – продолжил Альберт, – она переполняет меня. Я планирую, и каждый день выполняю свой план, пусть он и долгосрочный.

Повисло странное молчание.

– Что тебя беспокоит тогда? – Спросил я, зная, что у каждой медали две стороны.

– Чувство насыщения! – Ответил дружище. – Иногда мне кажется, что я топчусь на месте, хотя математически, точно иду в гору. Вроде становится лучше, а с другой стороны, будто бы мир совсем не меняется. Окружение вокруг меня становится шелковым и золотистым. Но проходит миг, и я замечаю, что оно вновь сереет. Те же лица, слова, поступки, и вездесущее безденежье. Сказка, которую пророчит ум не наступает. Высшее общество опять остается за облаками.

– Я тебя понимаю! – Вступил я в разговор! – Это происходит и со мной, хотя я рисую буквы, а не цифры, что, по сути, одно и то же! Сколько бы я не творил, как бы не продвигался дальше, мой ум всегда дразнит меня славой. Хотя я отказался от нее. Но он постоянно мне твердит, что без оценки результата, путь станет скучным, и быстро надоест. Я поддаюсь, начинаю стремиться к славе и известности, но ничего не происходит. И это дает только разочарование. Ведь, когда творишь просто для души, нет линейки, которая может показать превосходство или ничтожество. А насыщение не наступает в человеческом разуме, который стремиться измерить величину. Ведь он быстро привыкает к достижениям, считая, что топчется на месте, требуя новой пищи.

Я сделал паузу, для ударения на главной мысли.

– Единственная и искренняя радость, – продолжил я, – это сам путь, с предвкушением цели. Но до той поры, пока цель не сожрана осмыслением, что она достигнута.

Мы часто разговаривали с Альбертом на подобные темы, и всегда сходились на одном и том же. То он, поясняя мне прописные истины, то я ему. В зависимости от того, кто первый возьмет на себя роль провидца осознания.

– Да! – Согласился он! – Бесконечные круги!

– Мы всегда хотели видеть сквозь стены! – Сказал я. – Но теперь, я понимаю, что этого не стоит делать. Лучше жить легче, больше в неведении. Не заглядывая за круги. Ведь нет грани между реальным и виртуальным миром. Если насладиться целью, и дорогой к ней, мысленно, то можно потерять интерес к этому в материальном мире, где нужно передвигать руки и ноги.

Да, – проронил он, – поэтому многие довольствуются мечтой только во снах, не желая идти к ней в бодрствовании. Остаются в старых привычках, и в наработанных шагах.

Мы оба замолчали, испытав небольшое истощение. Именно подобными мыслями, человек ближе всего сталкивается с виртуальным миром, где цель видно насквозь, через всю вечность.

Потом мы расхохотались, признав себя болтунами.

– Люблю тебя дружище! – Сказал нежно Альберт.

– И я тебя! – Немного даже по-отцовски, ответил я.

Затем мы превратились в малых детей, шутя на самые непристойные темы, в отсутствие взрослых. И это было по-настоящему великолепно. Юмор, как всегда, спасал наши болтливые умы. Потом мы прошлись по всем сплетням, которые касаются наших родственников и друзей, позабыв о красивых словах – просветление и самопознание. В этом и заключался самый живительный сок жизни, в нашей простоте.

У меня тут же пролетела целая жизнь перед глазами. Это говорило о том, что я вспомнил абсолютно все. И даже больше этого. А именно странности, которые так сразу не понять, если не прочитать первую книгу, с чего все началось. Я говорю про новый мир.

Я не заметил, как мы закончили разговор, и в какой миг я отключил телефон. Но все последующее время, вплоть до смены в отели, я провел в воспоминаниях.

Глаза были открыты, но они смотрели только внутрь, в самую глубину памяти, охватывая весь ее объем. Вначале, я просматривал кадры этой жизни, в этом теле.

Все началось с яркого света. Я не верил своему уму, но я видел свое рождение, в самых мельчайших подробностях. Тяжелые роды, которые сопровождались петлей из пуповины на шее. Персоналом, которого просто-напросто не хватало на все родильное отделение. Но при этом, самый яркий и солнечный момент был, когда я ясно увидел счастливое, нежное, и в тоже время мужественное лицо своей мамы. В этот, самый миг, даже мое материальное тело из настоящего, ощутило все телесные эмоции того меня, что кричал, как только появился на свет. Появились еще одни странности, вроде моего восприятия, как младенца. Я, малыш, видел то, что происходило до родов. И это был не только утробный период, но и время, протекающее задолго до этого события.