Михаил Гаврилов - ИММЕРГОН. Не время для забвения

– Вы правы. Наконец-то выглянуло солнце, и, полагаю, будет зазорно отказать себе в удовольствии прогуляться.

Гиборд подал знак кучеру, и карета быстро растворилась в общем потоке всадников и повозок. Между спутниками воцарилось безмолвие, каждый погрузился в собственные мысли. Гиборд выглядит отрешенно, смотрит в одну точку. Регион кажется расслабленным, с наслаждением вдыхает прохладный весенний воздух, беззаботно крутит головой по сторонам, разглядывая дома и всевозможные архитектурные изыски, словно видит их впервые. В какой-то мере так и есть, события последних месяцев перевернули взгляды на многие вещи. А некая весть, пришедшая две недели назад, и вовсе поставила мир с ног на голову.

– Чем вы так опечалены, позвольте узнать? – поинтересовался Регион, дабы немного отвлечь себя от гнетущих размышлений. – Простите меня, если мои наблюдения ошибочны или если я затронул тему столь щекотливую, что даже одно упоминание о ней приводит вас в расстройство.

– Ах, Регион… – сказал Гиборд, вздыхая. – Мое старое больное сердце при каждом вдохе наполняется новой порцией боли, когда я смотрю вокруг. Наш добрый Нортьен напоминает голову, пораженную черной немочью, и, кажется, будто вот-вот испустит дух все тело. И как бы я ни старался, никак не могу отвлечь себя от гнетущих мыслей. А ведь помнится, я как-то читал об этом в «Априори», смеялся, старый пень…

Регион многозначительно хмыкнул, но промолчал.

– Такое ощущение, будто автор знал, о чем писал, – продолжает Гиборд печальным голосом, но с таким видом, будто говорит о погоде. – Не предполагал, а именно знал! Как это может быть? Юноша двадцати трех лет знал, в то время как седобородые знатоки жизни ни сном, ни духом. Потешались над автором, злословили, задыхаясь от ненависти и презрения. Многие из них уже в могиле… а те, что остались завидуют им.

– Надо понимать, вы себя относите к последним?

– Да, Регион, я завидую им все чаще.

– Но ведь вы дышите! По-прежнему светит солнце, дует ветер. Все не так уж… фатально я бы сказал. К тому же на горизонте блеснул луч надежды, и кто знает, быть может, он выведет нас к благополучию?

– Мне удивительно слышать это от вас, – сказал Гиборд задумчиво. – Помнится, все было наоборот – вы сокрушались, обвиняя меня в том, что я недостаточно объективен во взглядах, а я, стараясь не обращать на это внимание, ободрял вас. Причем все это было тогда, когда Фераур дышала полной грудью.

– Я и сейчас готов обвинить вас в этом, – сказал Регион с улыбкой. – Так что как видите, ничего не изменилось.

– Еще как изменилось, не лукавьте. Только я не могу взять в толк, как вам это удалось.

– Я рисковал сойти с ума. И постарался этого не допустить, вот весь секрет.

– Это интересно… – сказал Гиборд, блеснув прищуренным глазом. – Если я вас знаю, сейчас вы говорите серьезно, что в свою очередь заставляет меня крепко задуматься. Разве такое возможно? Осознать, что сходишь с ума и сопротивляться этому.

– Вас это действительно интересует?

– Чрезвычайно!

– Я изобрел достаточно нехитрый прием: мысленно прочертил для себя параллельную линию собственного жизненного пути, на которой нет места прошлому, но есть место для будущего. Будущего, каким я хотел бы его видеть. Это позволяет мне идти сейчас рядом с вами и радоваться жизни, не думая ни о чем, кроме благополучной перспективы. Тем и живу.

– Исключительно ненадежная позиция, вам не кажется?

– Ничуть, – возразил Регион. – Если что-то пойдет не так, вы будете не менее моего разочарованы и деморализованы.

– Вы правы Регион, правы, как и всегда. Я не хочу об этом даже думать…

На улице «Хлебушников» они угодили в толчею, разноцветную смесь горластых лоточников, шумных покупателей и бесчисленных повозок; одни оживленно о чем-то спорят, иные грузят, тут и там раздаются взрывы смеха, атмосфера этого места по-прежнему благоприятная, теплая. Регион с наслаждением втянул запах свежего хлеба. Пройдя улицу сквозняком, неспешно и в то же время не задерживаясь ни на минуту, они заказали первый попавшийся экипаж и под бодрое гиканье извозчика покатили в условленное место. Через четверть часа показалась окраина города – Тенная улица, что пролегает чуть выше реки Золотушка; на ее берегу под сенью старых вязов притаилась харчевня, невзрачная, ссутулившаяся под тяжестью лет, ведь она была здесь уже тогда, когда закладывался первый кирпич Нортьен, но по-прежнему уютная, изобилующая великолепной кухней и хорошим настроением.