Владимир Кучин - Русский агент в американской пехоте. Приключения агента Эжена. Основано на реальных событиях

Насколько не было посетителей вне призывного пункта – настолько много их было внутри – что было удивительно. Холл первого этажа был буквально набит людьми – но при внимательном рассмотрении, я обнаружил две разные очереди. Первая состояла из тридцати пяти – сорока парней, некоторые из которых сидели на привинченных к полу стульях, а другие стояли, прислонясь к стенам. Эта очередь уходила в дальний конец начинавшегося в холле коридора, она показалась мне неподвижной и даже полумертвой – это были призывники, вызванные в пункт повестками. Единственная дверь в холле призывного пункта была украшена красочным плакатом, на котором бравый американский вояка в красивой восьмиугольной фуражке и черном парадном мундире улыбался и крепко держал за тонкую талию смазливую раскосую девицу – то ли малайку, то ли китаянку. В грудном кармане парадной блузы у вояки с плаката торчала пачка двадцаток толщиною с баранью котлету. Текст, написанный на рекламном плакате крупными буквами, завлекал – «Иди в американскую армию и увидишь весь мир!». Около этой двери и была вторая очередь всего из двух парней – прилично одетых и веселых. Позднее я узнал, что это были дети военных чиновников, которые шли в армию добровольцами по рекомендательным письмам, а служить им предстояло в нашем штате в одной из тыловых военных контор. В эту очередь добровольцев я и пристроился. Ждать мне пришлось недолго – полчаса.

Когда я постучал в дверь и зашел в офис, чиновник, который сидел за столом, поднял на меня глаза и молча показал на стул. Я сидел, а он шелестел какими-то бумажками, и, наконец, спросил: «Слушаю, парень». Я сказал заранее продуманную фразу – «Я, Эжен Бандиян из Ист-Ливерпуля месяц назад достиг призывного возраста и желаю поступить добровольцем в корпус морской пехоты». Чиновник приторно улыбнулся и прощебетал – «Похвально, похвально, но почему в морскую пехоту? Почему не пойти в авиацию или в береговую охрану, и не поехать в райские места – на Гуам, на Окинаву, острова Трук, наконец? Чем ты, Эжен, мотивируешь свою просьбу?» «Хочу служить так же, как служил Элвис», отчеканил я. «Так ты фанат Элвиса. Да, он служил, и, говорят, пару раз ночевал в своей части в общей армейской казарме. Но была ли это морская пехота? Впрочем, в нашем с тобой случае, это и не важно. Твой искренний патриотический порыв военное ведомство Америки приветствует. Дай-ка я взгляну на твои документы». Я протянул свой паспорт, школьный аттестат и письмо от городского шерифа. Чиновник покрутил в руках мои корочки, кинул их на стол и произнес «Парень, ты, как тут написано, румын и это интересует военное ведомство, но знаешь ли ты свой родной язык?» Я ответил, что знаю румынский, французский, и немецкий языки.

Чиновник еще немного подумал и доверительным тоном сказал: «Что же, пожалуй, я дам тебе нашу анкету. Выносить ее из здания нельзя – прямо сейчас заполни все страницы в холле и заходи еще раз». Я так и сделал, заполнение толстой анкеты заняло у меня два часа. Когда я второй раз зашел в тот же кабинет, дело близилось к вечеру. Чиновник бросил мою пухлую анкету в шкаф и спросил – «Парень, есть ли у тебя деньги, чтобы прожить в Колумбусе еще пару дней?», я ответил отрицательно. «Не беда, парень», сказал добрый чиновник, рекрутирующий наивных добровольцев, «Поживешь в новой казарме национальной гвардии, отоспишься, примешь душ. Я дам тебе ордер на поселение и талоны на обеды. Завтра приходи к восьми часам утра сдавать тесты по спортивной подготовке, а послезавтра в пять часов вечера ты узнаешь, как решилась твоя судьба».

Моя судьба решилась положительно, через пять дней в восемь часов утра вместе с еще тремя кандидатами в морские пехотинцы я прибыл на призывной пункт Колумбуса для отправки на базу в Филадельфию. А оттуда мой путь лежал в Сан-Диего, штат Калифорния, на базу сил спецназначения морской пехоты. Так, во всяком случае, мне казалось.

Когда наш лайнер Локхид С-130 Геркулес взмыл в небо с аэродрома в Пенсильвании, который я условно называю аэродромом Филадельфии, было раннее осеннее утро. Я первый раз поднялся в воздух и набирался новых впечатлений. Когда Геркулес пробил облака, в его иллюминаторы по правому борту ударило солнце. Из щелей багажной полки, тянувшейся вдоль всего борта над иллюминаторами, гнусавый голос сообщил, что мы на высоте двадцать тысяч футов, за бортом минус десять по Фаренгейту, время в полете два часа тридцать минут, можно отстегнуть ремни безопасности и, при необходимости, ходить по оси воздушного судна.