Любовь Рябикина - Горечь победы

Канарис усмехнулся:

– Понял я, понял! Ладно, фэбсы, уточняйте адрес. Я отработаю своими силами.

Медвежонок широко улыбнулся, отчего его круглое лицо вообще превратилось в шар и польстил:

– Мы знали, что ты согласишься. Ведь лучше твоих «фей» ночью никто из федералов не работает. Чеченцы вас, как чумы боятся…

Полковник на лесть не клюнул и уже без улыбки сказал:

– Завтра жду адрес.

Попрощавшись, оба фээсбэшника ушли. Полковник достал сложенную карту Грозного и развернув ее на столе, нашел улицу Лермонтова. Долго вглядывался в оранжевые квадратики, прикидывая подходы к каждому дому…

Ислам Чалаев около часа говорил с Грассером в день его приезда в чеченскую столицу, а затем поручил иностранца заботам Аслана Сидаева:

– Гость, посланец Аллаха! Позаботься о нем. Пусть Пауль Грассер почувствует наше гостеприимство. Постарайся выполнить все его пожелания…

Аслан увел Пауля на квартиру по улице Лермонтова. Весь фасад дома был испещрен выбоинами от пуль и осколков. Дома вокруг были разрушены. Столбы электропередач торчали из земли, словно обломанные пальцы. Сидаев сказал, обводя рукой окрестности:

– Вот что русские сделали с нашим городом. Раньше Грозный был очень красивый.

Он остался с Грассером. Вскоре к ним присоединился Беслан Сидаев. Молчаливая женщина в черном платке приготовила постель для немца, сготовила еду, а затем куда-то ушла. Хозяин, чеченец лет сорока с пегой от седины головой, мрачно посмотрел на иностранца и не сказав ни слова ушел в другую комнату. Беслан Сидаев пояснил:

– Брат хозяина служит у федералов, а брат его жены в отряде Умара Лабзулаева в горах…

Грассер выглянул в окно на странные хлопки и голоса – хозяйка выбивала ковер и переговаривалась с другой женщиной. Все выглядело очень мирно, если бы не развалины дома напротив. Он долго наблюдал через стекло за чеченцами и чеченками, идущими по улице. Казалось, что они не замечают руин вокруг.

Немецкий журналист пробыл в Грозном почти три недели. Успел встретиться с основными бандитскими командирами группировок в городе. Взял официальное интервью, а затем долго беседовал с ними уже не официально. Этой ночью боевики впервые взяли его с собой на минирование. Ночью разрушенный город показался Паулю еще более жутким. В Грозном, как в фильмах ужасов, не горел ни один фонарь. Лишь из пробитых труб вырывалось голубовато-красное пламя горевшего газа. Он здесь был дармовой и люди использовали его для освещения улиц и обогрева квартир. Огонь казался зловещим. Немец уже знал, что электрифицирован был только центральный район города, да и то один квартал. У федералов для освещения работали генераторы.

Он крался среди развалин и многоэтажек вслед за боевиками. Каждый шаг давался с трудом. Грассер боялся наступить на мину, хотя чеченцы и уверяли его в безопасности прохода. Часто встречались настоящие сплетения из перекрученной взрывами арматуры. И тогда он шел еще осторожнее, боясь зацепиться и вызвать шум. Тщательно оберегал сумку с кинокамерой от случайных ударов. Впереди и сзади шли люди одетые в гражданку. Их было пять. У каждого имелся в руках автомат. У Грассера оружия не было, зато он был одет в новенький камуфляж, а его светлые волосы надежно прикрывала черная шапочка.

Впереди остановились. Самый крайний боевик тронул Пауля рукой за плечо. Когда журналист среагировал, указал вперед. Сидаев подзывал его к себе. Грассер осторожно обошел двух стоявших впереди чеченцев и подошел к Аслану. Тот указал рукой на широкую дорогу впереди:

– Это улица Первомайская. По ней каждое утро идет инженерная разведка русских. Сейчас мы установим фугас, а утром ты снимешь вон с той высотки, как они подорвутся. Это месть за смерть наших товарищей, погибших в горах при обстреле русской артиллерии…

Паулю показалось немного странным то обстоятельство, что они мстят саперам, а не артиллеристам, но он ничего не сказал…

Утро оказалось холодным. Всю ночь пришлось провести в полуразбитом доме. Аслан объяснил, что утром будет роса и любой след станет заметным. Журналист пожалел, что боевик не сказал ему этого раньше и он не захватил свитер. Грассер основательно продрог. Посиневшие от холода губы дрожали. Руки и ноги замерзли. Аслан приволок ему откуда-то обрывок ковра и накинул на плечи. Сам он укрываться не стал. Чеченцы сидели в комнате рядом на разбитой мебели и вовсе не казались замерзшими. Пауль понял, что они к таким перепадам температур привыкли.