Эдгар Берроуз - Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери (сборник)

В каюте есть оружие и боеприпасы, а в тайнике стола спрятана одна из тех адских машин, создание которых занимало бульшую часть его досуга. Благодаря этому таланту к услугам Павлова нередко прибегали нигилисты в его родной стране.

Правда, лишь до тех пор, пока он не продал их петроградской полиции за золото и гарантии неприкосновенности. Павлов содрогнулся, когда вспомнил проклятия, сорвавшиеся с губ одного из его бывших товарищей, прежде чем бедняга искупил свои политические грехи, болтаясь на конце пеньковой веревки.

Да, адская машина именно то, о чем сейчас стоит подумать. Здесь можно многого добиться, надо только приложить руки. Внутри маленького ящичка из твердой древесины, спрятанного в столе каюты, покоилась достаточная разрушительная сила, чтобы за долю секунды уничтожить любого врага на борту «Кинкейда».

Все, конечно, зависело от времени отбытия «Кинкейда». Русский понимал, что ничего не сумеет сделать при свете дня. Скрыть его приближение к пароходу должна была темнота: ведь если Тарзан или леди Грейсток увидят его, шансы оказаться на борту окажутся равными нулю.

Поднявшийся ветер был, как полагал Павлов, причиной задержки отплытия «Кинкейда». Если такая погода сохранится до ночи, его шансы увеличатся. Маловероятно, что, когда совсем стемнеет, человек-обезьяна отважится вести корабль в открытое море.

Полдень уже давно миновал, когда Павлов добрался до поселения племени мосула на берегу притока Угамби. Здесь его весьма недружелюбно, с явными подозрениями относительно цели его посещения, принял местный вождь, соплеменники которого, как и все, кто имел дело с Роковым или Павловым, в той или иной мере пострадали от жадности, жестокости и похоти этих двух русских.

Когда Павлов заговорил о пироге, вождь пробурчал несколько слов, означавших решительный отказ, и велел белому человеку покинуть деревню. Его окружили рассерженные, угрожающе бормочущие что-то себе под нос воины, которые, казалось, ждали малейшего повода, чтобы пронзить его копьем. Русскому не оставалось ничего другого, как ретироваться.

Дюжина воинов отвели его на край леса, где и оставили, предупредив, чтоб он никогда больше не появлялся в окрестностях деревни.

Подавив гнев, Павлов юркнул в джунгли, но, стоило ему оказаться вне пределов видимости воинов, он остановился и внимательно прислушался.

Он слышал голоса своих стражей, возвращающихся в деревню, и, убедившись, что за ним не следят, пробрался сквозь кусты к реке, все еще надеясь завладеть какой-нибудь лодкой.

Сама его жизнь зависела от того, сумеет ли он добраться до «Кинкейда» и переманить на свою сторону выживших членов команды. Остаться здесь среди опасных африканских джунглей и враждебно настроенных туземцев было для него практически равносильно смертному приговору.

Жажда мести горела в груди у Павлова, подталкивая его к действиям, и он собирался привести свой план в исполнение даже перед лицом явной опасности. А потому в кустах на берегу реки, выискивая глазами лодку, которой можно легко управлять одним веслом, прятался человек, готовый на все.

Русскому не пришлось долго ждать: на реке появилась неуклюжая маленькая плоскодонка, изготовленная в характерной для мосула манере. Юноша, сидящий в ней, отчалил от берега неподалеку от деревни и теперь лениво выгребал на середину реки. Достигнув ее, он позволил течению медленно нести его вдоль берегов, а сам безмятежно растянулся на дне своего суденышка.

Не подозревая, что на берегу реки его поджидает невидимый враг, юноша медленно плыл по течению, в то время как Павлов следовал в нескольких ярдах за ним по тропинке в джунглях.

Примерно в миле от деревни ниже по течению реки чернокожий паренек погрузил весло в воду и направил лодку к берегу. Павлов был воодушевлен тем, что юноша гребет к его берегу реки, а не к противоположному: там он оказался бы вне досягаемости своего преследователя. Русский спрятался в кустах неподалеку от места, где лодка должна была коснуться берега медленного притока, который, казалось, стремился оттянуть мгновение, когда вольется в широкую мутную Угамби, где навсегда перестанет отличаться от других рек и вскоре вольет свои воды в бескрайний океан.

Столь же неторопливыми были и движения юноши из племени мосула, когда он подогнал свою лодку под нависшие ветви большого дерева, которые наклонились, чтобы запечатлеть прощальный поцелуй на глади уплывающей вдаль воды, лаская зелеными листьями нежную грудь своей томной возлюбленной.