Геннадий Денисов - Полевой дневник

Прозрачные струи воды играли солнечными лучами, расцвечивая дно ручья замысловатыми узорами. Взбитая на перекате пена белыми кружевами заплеталась на зеркальной поверхности омута. Осторожно, стараясь чтобы копоть с внешней стороны не попала в ведро, я зачерпнул воды и пошел, было, обратно к костру, но… Краем глаза что-то уловил. Имея, мягко говоря, не очень острое зрение, тем не менее, малейшее движение даже довольно далекого объекта я фиксировал мгновенно. Особенно, если этот объект был рогатым! Находился олень метрах в трехстах вверх по ручью и, похоже, спокойно пощипывал травку. Слабый ветерок тянул от оленя вниз и нас он еще не унюхал, а со зрением, видимо, проблем у рогатого не меньше чем у меня. Я присел, спрятавшись за край террасы, и на «полусогнутых» – к стоянке. Мой сдавленный полукрик-полушепот: «Олень!!!» сразу прервал череду обычных занятий. Буквально через две минуты мы приступили к операции по реализации лицензии на котловое питание – добыче мяса. Витя-москвич с карабином наперевес помчался вдоль склона долины отрезать оленю пути отступления на правый борт. Кириллыч с двустволкой пополз вдоль бровки террасы навстречу зверю, а я, где ползком, где на четвереньках, прячась за неровностями рельефа двинулся к противоположному склону. Даже миролюбивый Эдуард Иванович, поддавшись общему ажиотажу, вооружился револьвером типа «Наган» выпуска 1913 года и остался в обороне. Понятное дело, олень не мог не заметить столь масштабных перемещений. Он поднял голову, внимательно осмотрел разворачивающуюся перед ним боевую операцию и рванул прямехонько к нашей стоянке. Времени на размышление не было, я понял, что еще несколько секунд и нам придется стрелять друг в друга, если олень и стрелки окажутся на одной линии. Слава Богу, это поняли все охотники и все три выстрела прозвучали почти одновременно. Дело было сделано и радостные вопли прокатились по долине, распугивая оставшееся в живых зверье.

Разделать тушу, засолить мякоть, спрятать кости от вездесущих мух, растянуть шкуру для просушки – на это ушел весь остаток дня. Ничего не должно пропасть или испортиться, иначе смерть зверя – это грех охотника. Суета закончилась, когда солнце уже катилось по пологим гребням невысоких нолучинских водоразделов. Большой костер, жарко обнимая бока ведер, слизывал выплескивающееся из-под крышек запашистое мясное варево. На тонких тальниковых прутиках прел над чуть розоватыми углями шашлык из сердца, почек, печени. От запахов можно было сойти с ума. Начинался пир живота.

Ели долго и с удовольствием. Рассказывали байки об охоте и рыбалке или просто случаи из полевой жизни, хохотали до коликов в животе. У каждого из геологов за плечами годы и годы полевых воспоминаний. Студенты слушали все с широко раскрытыми глазами и не знали, чему верить, чему нет, но при этом не забывали жевать. Солнце закатилось за водораздел, и приполярные сумерки размыли очертания долины. На бледно-голубом ночном небе робко засветились редкие звезды. В костре постреливали лиственничные ветки, и искры, выпрыгивая из жара костра, пытались долететь до звезд, но таяли и растворялись в дрожащем мареве светлой летней ночи. От переизбытка позитивных чувств, опьяневшие от вкусной и обильной еды мы плясали вокруг костра, обнявшись за плечи, что-то пели на русском, якутском, эвенском, татарском, украинском языках. То был танец дружбы народов. Дружбы, в самом простом человеческом понимании этого слова!

Солнце, едва закатившись за вершины водоразделов и подрумянив на закате облака, спешит вновь влезть на свой царский трон в зените. Оно, как и всякий великий владыка, щедро до беспощадности. Уже с утра знойное марево колышется над горами. Все живое – деревья, цветы, трава, зверье, застыв от удовольствия, нежатся в царстве утреннего тепла и света. С жужжанием воздух пронзают пчелы, упорный шмель что-то рассказывает на ушко цветку шиповника. Разноголосье птиц наполняет террасовые перелески. В тени густой лиственницы звенит комариный рой. Волны ручья облизывают теплую гальку кос.

Ближе к полудню жара загоняет живность в тень или в прохладный ручей. Олень полностью погрузился в омут: над поверхностью воды только голова с кустистыми рогами. Притих птичий гомон – в вышине грациозно парит хищник, уверенный в своей силе и власти, ведь выше него – только Солнце. Каменистые склоны пышут жаром. Белый ягель, подставив палящим лучам ломкие, сухие веточки, прикрыл своим телом льдистые недра. Он посмел ограничить власть Солнца, храня холод Земли. А в остальном, лето полноправно властвует над Верхояньем, щедро обогревая мир гор.