Марк Фурман - Прерванный полет

Прежде чем войти в соседний подъезд, Аркадий закурил и, развернув газету, присел на скамейку. Все казалось спокойным. Неподалеку стайка девочек играла в классики. Две женщины, пожилая и молодая, дружно чистили ковер. Мальчишки по очереди катались на старом дребезжащем мопеде.

Не прибегая к лифту, он пешком поднялся на пятый этаж. Остановился у знакомой двери, прислушался. Тихо, из-за двери не доносилось ни звука. Он нажал кнопку звонка, потом средним пальцем несколько раз постучал. Стук был особым — вначале частым, потом редким и опять частым. Услышь этот стук Ларионов, он бы обязательно открыл Аркадию.

И Ларионов услышал. Лежа за дверью в коридоре, оглушенный, истекающий кровью, на грани потери сознания, он еле слышно прошептал:

— Аркаша, Аркаша, я здесь…

Ему казалось, что он громко кричит, широко раскрыв воспаленный рот, но на самом деле едва приоткрывал спекшиеся искусанные губы. Звук был едва уловимый для человеческого уха, скорее, не звук, а стон.

И Добровольский услышал его. Он разбежался, прикрыл голову плечом, и яростно обрушил всю мощь сильного тренированного тела на дверь, за которой ему послышался призыв Ларионова.

Юрий узнал о нападении на начальника уголовного розыска вскоре после случившегося. Бросив все дела, он поехал в больницу, куда отправили Ларионова.

За невысокой оградой из красного кирпича по аккуратным, петляющим в зелени деревьев тропинкам, в одиночку и парами гуляли больные. Обычный вечерний моцион, способствующий, по мнению медиков, хорошему, крепкому сну. Стефанович остановил машину у приемного покоя. Рядом с длинным трехэтажным зданием на широкой асфальтированной площадке стояло несколько автомобилей «скорой помощи» и одинокие, казавшиеся среди них чужими «Жигули».

Юрию сказали, что Ларионова положили в нейрохирургическое отделение.

— Он поступил совсем недавно, вас к нему вряд ли пропустят. Приходите завтра, с утра. — Дежурная медсестра приемного покоя, слегка полноватая блондинка в накрахмаленной белоснежной шапочке с красным крестом, едва взглянув на него, взялась за расфасовку лекарств.

Корначев достал удостоверение. Блондинка изучила его и сменила тон:

— Что ж вы сразу не сказали, товарищ следователь. Вам в седьмой корпус. Отсюда по дорожке метров сто, потом сверните налево и идите до самого конца.

Территория больницы оказалась обширной. По дороге Корначев несколько раз спрашивал, как пройти к седьмому корпусу. Здание ничем не отличалось от иных корпусов. У входа стояла медицинская «Волга» с работающим двигателем, перед раскрытой настежь дверью он увидел двух врачей. Пока они разговаривали, Юрий присел на скамейку. Вскоре один из врачей поспешно сел в машину и уехал, другой, оказавшийся дежурным нейрохирургом, подошел к Корначеву.

Юрий представился и спросил о Ларионове.

— Пока состояние его средней тяжести, — ответил нейрохирург. — Рана на затылке серьезная, к счастью, кости черепа целы. Он потерял много крови. Сейчас мы возмещаем кровопотерю и занимаемся дегидратацией. — Заметив недоумение Корначева, он пояснил: — У вашего товарища ушиб мозга, чтобы не было осложнений, мы стараемся снять явления отека.

— Он в сознании?

— Да, сейчас пришел в себя. Лучше, однако, его не беспокоить.

— И все-таки, доктор, хотя бы на минуту. Я следователь по делу, с которым связан Ларионов. Весьма серьезное дело. Преступники вооружены и пока не установлены. Для нас дорога каждая мелочь.

— Понимаю, он уже пытался прямо с носилок прорваться к телефону. Идите, — врач посторонился, пропуская Корначева. — Знаете, почему я разрешаю его навестить? Уж очень ваш товарищ волнуется. Возможно, встреча с коллегой его хоть немного успокоит.

Юрию выдали не по росту короткий и узкий халат. Он попытался влезть в него, но безуспешно. Тогда Корначев просто накинул его поверх одежды. Они прошли длинным коридором, освещенным мягким голубоватым светом, и вошли в четвертую палату.

— Не больше пяти минут. — Дежурный врач прикрыл за собой дверь.

Ларионов лежал один в двухместной палате. Вторая кровать пустовала. Худощавое бледно-серое лицо покрывали капли пота. На голове почти до бровей круговая марлевая повязка. Рядом с кроватью капельница с ампулой, в вену на левой руке вставлена игла, зафиксированная кусочком лейкопластыря.

Он узнал Корначева, движением глаз указал ему на стул.

— Ну как, Юра?

— Чуть полегче, — произнес Ларионов. — Голова болит как-то странно, сначала отпустит, потом опять вступает. Сжимает, как обручем.