– Может, хочешь еще пирожного с соком? – спросила Анета у девочки.
Та хотела бросить в ответ что-то резкое, но, взглянув на Анету, увидела открытое лицо с добрыми глазами. Секундой позже, справившись с замешательством, она тихо сказала:
– Только если ты не хочешь.
– Ты бери, не стесняйся, я не голодна. – После короткой паузы Анета продолжила: – Меня зовут Анета, а тебя как?
– А я Недобор, – с набитым ртом ответила девчонка.
– Это же не имя! – удивилась Анета.
– Так меня зовут друзья, а для остальных я Лизка.
– Видно, нелегко тебе жилось, Лиза?
Услышав, как нежно назвала ее эта странная девушка, Лиза только повела плечами.
– Ты мне как-нибудь расскажешь о своих приключениях?
– А что рассказывать? Жила как все, а может быть, и лучше.
Ее вызывающе-напускной вид мог ввести в заблуждение кого-нибудь другого, но только не Анету. На лице у этой девочки было написано, что она перенесла немало бед. Ее исхудалое тельце говорило о недоедании, а желтоватый цвет лица – о плохом здоровье. А глаза полны безмерной боли.
Анета справилась с нахлынувшей волной жалости, которая могла страшно обидеть девочку, и веселым тоном принялась описывать жизнь в их прекрасном пансионе. В конце концов Анете удалось расшевелить новенькую, брови ее расправились, и она на глазах преобразилась. Так в веселой болтовне новые подруги не заметили, как прошел день.
А в это время директриса сидела в своем кабинете и читала письмо, в котором описывалась вся короткая жизнь вновь прибывшей воспитанницы. В нем говорилось о том, как Лиза, оставшись сиротой в семь лет, убежала из дома из-за строгой гувернантки и, затерявшись в огромном городе, лишила своих родных всякой надежды найти ее. Но любящий дядя никогда не прекращал поисков и смог найти ее только через два года. А так как он уже не обладал крепким здоровьем и был прикован к инвалидному креслу, то был вынужден поместить девочку в пансион. Он искренне верил, что там ей будет лучше, чем с дядей-холостяком, не имеющим возможности полноценно заниматься ее воспитанием.
Но о том периоде жизни, когда она скиталась по задворкам, не упоминалось ни словом, как будто его вычеркнули из биографии девочки. Дядя, который являлся опекуном, просил директрису регулярно докладывать об успехах племянницы и прилагал к письму чек на крупную сумму.
– Ну что же, были бы деньги, а мы постараемся, – дочитав лист, сказала вслух женщина и, собрав бумаги, сложила их в папку-досье.
В первые недели пребывания в пансионе Лиза с трудом привыкала к дисциплине и порядку. Она не умела вести себя за столом, да и многое другое, что для остальных воспитанниц казалось само собой разумеющимся. Часто, ловя на себе насмешливые взгляды, Лиза грубила. А когда перед старшими нужно было давать объяснения своим поступкам, она просто замыкалась, и тут уж никто не мог вытянуть из нее ни слова. Кроме Анеты, она ни с кем не сблизилась, всегда искала с ней встречи и с трудом расставалась. Вот и сейчас при приближении Анеты она сразу побежала к ней навстречу.
– Я думала, что сегодня не увижу тебя, а мне так много хочется рассказать. Сегодня я проучила одну толстуху. Больше она не будет фыркать в мою сторону.
– Слушай, Лиза, я ведь много раз тебе говорила, что нужно быть вежливее с девочками.
– Но они не любят меня и на каждом шагу стараются показать мне это. Они что, лучше меня? Мы и не таких на место ставили, я им еще покажу, – и, сжав маленький кулачок, она погрозила в сторону воображаемых неприятелей.
– Недобор ты мой, Недобор, – тихо пожурила ее Анета. – Кстати, почему у тебя такое странное прозвище? Хотя ты, конечно, можешь и не отвечать, если тебе не хочется говорить об этом.
– Почему? Мне даже очень хочется рассказать. Ведь ты мне стала как старшая сестра, и я хочу, чтобы мы все-все знали друг о друге. А прозвище я получила на улице, среди таких же оборвышей, как и я. Когда меня, полуживую от голода, приютила компания бездомных ребят и я попала в подвал старого дома, я выглядела как «дохлик». Там жили еще две девчонки. Одна из них была еще мелочь, а вторая – моя ровесница, она чем-то болела и была очень жирной. Однажды старший среди нас, сидя у костра, вдруг так заразительно засмеялся, что все поочередно подхватили его смех. Когда утих хохот, кто-то спросил: а чего ржали-то? И тогда старший, опять давясь смехом и тыкая в нашу сторону пальцем, сказал: «Да вы посмотрите на них, разве это не прикол? У одной недобор, а у другой перебор!»
Читать дальше