Таисия Тихая - Вальгард

– Смотри как смутился, аж дар речи потерял, – по-своему истолковал его замешательство корчмарь.

– Тётя Милена, моя мама, я…

– Вальгард? Надо же, как ты вырос за это время! Хелена не писала нам, что вы приедете, – вопреки обеспокоенным интонациям, на лице Милены всё также держалась кривая ухмылка.

– Я приехал один, их казнили за колд…

– Вальгард, да что же мы тут разговариваем, идём домой! – внезапно перебила его тётя и ухватив за руку, едва ли не бегом ринулась к выходу.

Милена удосужилась сбавить темп, только когда корчма осталась далеко позади.

– Ты совсем чокнутый, болтать о таких вещах на людях?! – зло прошипела она, крутанувшись на каблуках к Вальгарду.

Чем ближе к ночи, тем более зябко становилось на улице. Холодный ветер настырно норовил залезть мальчику за воротник лёгкой рубашки, а нос мгновенно закоченел. Последнее, чего он сейчас хотел – это разговаривать о допустимых нормах приличия. С куда большим удовольствием Вальгард отогрелся бы у камина и лёг спать. От этих мыслей холодный ветер стал ощущаться особенно остро. С губ сорвалось облачко пара.

– Так их казнили? – так и не дождавшись никакого ответа, вновь задала вопрос Милена. Затем, прислонившись к стене одного из домов, принялась рыться в карманах пальто.

– Вчера, – коротко отозвался Вальгард, завороженно наблюдая за огоньком подожжённой спички.

– В общем-то не удивительно, – передёрнула плечами Милена, поднеся сигарету к ярко-красным губам. – Что ещё можно было ждать от семейки Арнгейров? Хорошо, что мама не в курсе, Хелена просила молчать о вашем… Вашей этой семейной силе. Всё кровь твоего папаши. Надеюсь, хотя бы тебе они не успели запудрить мозги своей белибердой о… Чёрт!

Только в этот момент Милена заметила, что у Вальгарда уже зуб на зуб не попадает от холода. Погасив сигарету, она нехотя проговорила:

– Ладно, Хелена попортила мне немало крови, но бросать тебя подыхать на улице будет слишком жестоко даже для меня. Идём, я живу неподалёку.

Вновь обретённая родственница не соврала: до дома они дошли меньше, чем за пару минут. Взбежав по каменным ступеням и отворив тяжёлую дубовую дверь, они вошли внутрь. Также, как и на улице, здесь оказалось темно и холодно. Милена подожгла одну свечу и проводив Вальгарда до его комнатки, тут же ушла. Вскоре после этого раздался грохот закрывшейся входной двери. Судя по всему, на этом свой родственный долг Милена посчитала выполненным.

Кровать была куда более жёсткой, чем в той деревне, но Вальгард слишком вымотался, чтобы придираться к таким мелочам. О камине же и вовсе даже не шло речи. Закутавшись в одеяло до подбородка, мальчик уставился на маленький огонёк свечи, стоящей на прикроватной тумбочке.

Это была первая ночь в его жизни, когда родители не пожелали ему спокойной ночи. Нет, конечно, до этого были ночи в приюте, но тогда он жил надеждой, что вскоре всё вновь вернётся в прежнее русло.

Закрыв глаза, Вальгард постарался максимально точно восстановить ту картину, к которой так привык за свои семь лет. Мягкая кровать, заботливо взбитая мамой подушка и ворчание отца, что она его слишком балует. Что же ещё бывало в такие вечера? Треск огня в камине и отблески пламени, в которых мальчик всегда видел какие-то силуэты, тени, а иногда целые картины. Глядя на них, он порой придумывал увлекательные истории, которые неизменно стирались из его памяти к утру.

И ещё чтение. Отец всегда читал ему книги, как правило, по настоянию самого Вальгарда, о демонах и подготовках ритуалов, хотя последние иногда бывали слишком скучными. Он ещё смеялся, как папа протаскивал такие фолианты в комнату: тайком, пряча за пазухой или в стопке с другими, более «правильными» книгами.

У Вальгарда помимо воли вырвался смешок при воспоминании о хитром выражении лица, с каким отец к нему заходил каждый вечер. Но улыбка тут же угасла. Получается, этого больше не будет? Ни чтения, ни взбитой подушки, ни прикосновения тёплых, мягких рук матери и размеренного, вкрадчивого голоса отца. Выходит, тот вечер был последним, а Вальгард об этом даже не знал?

Как теперь будут проходить его вечера? В тёмной, промёрзшей комнате, в компании одиноко горящей свечи?

От осознания этого у мальчика полились слёзы, вскоре перейдя в настоящую истерику. Подобрав колени к груди, судорожно вцепившись пальцами в край одеяла и зарывшись носом в подушку, он плакал, всхлипывал, задыхался от переполняющей его боли и жалости к самому себе. С момента ареста родителей, а затем казни он не позволял себе плакать, считая, что так будет правильно. Мальчикам ведь нельзя плакать, так ему всегда говорили. Но это никуда не девалось, только копилось, всё больше выплёскиваясь через край. И сейчас, оказавшись один на один с самим собой, он физически ощущал, как с каждой минутой вся эта боль и обида его покидают. В конце концов, окончательно опустошённый, Вальгард провалился в тревожный, но очень крепкий сон.