Анжела Кристова - Родная кровь

Через час с небольшим (именно столько неслась бедная, взмыленная, лошаденка до нашего поселения) я узнала, что меня определили на работу в конюшню – теплое, светлое, сытное место. Присматривать за лошадьми, греться об их теплые мохнатые бока, есть украдкой запаренный овес, облизывать темные куски соленого камня и копаться в теплом лошадином навозе. О таком я не смела мечтать даже во сне. Счастье! Вот оно, оказывается, как близко, и прилетело ведь прямиком ко мне.

Лошадей я полюбила. Вернее, я их любила задолго до момента воцарения меня в должности конюха на конюшне поселения. Они такие добрые, мягкие, славные и теплые. Я начала греться об их тела с первых же минут и не заметила сама, как уснула, прижимаясь к теплому боку в стойле. Итогом стало мое внезапное пробуждение в районе задних ног большого рыжего жеребца. Умное, аккуратное животное осторожно переступало через мое тощее тельце, раз за разом оставляя целыми и невредимыми мою голову и конечности. Очнулась я вовремя, так как как раз у открытого стойла на меня уже глазела пара орков из нашего стада (орды).

Главного вожака не было видно. Что подумали его подчиненные, узрев меня крепко спящей под копытами боевого коня, я не узнала. Поднявшись на ноги, я попыталась что-то сказать, но смогла только открыть рот, а потом сразу его и захлопнуть. Потому что глупая, неразвитая, да и вообще – я даже слов таких не знаю, чтобы меня поняли орки. Не учили меня орочьему языку.

Вечером случилось новое чудо.

Я всерьез задумалась, а не светятся ли у меня после чуда исцеления ладони? Может теперь я – особенная?

Сразу, как только стемнело, я вышла на двор конюшни с намерением топать домой. На морозе стояли сани. Чудно, но возничий меня ждал. Довез до жилища и, не сказав и слова, уехал в ночь. На пороге меня ожидал хмурый дед Орис. В избе – молчаливые родственники. А еще –много еды, новый тюфяк на моей кровати и стеганое одеяло, тоже новое.

Села на кровать и вспомнила, что хотела спросить еще утром. Но опять передумала и вместо вопроса о том, куда делся не умерший чужак, спросила:

– Деда, а это что такое? Ты на что это все купил?

Старик хмуро обозрел мою тощую фигуру, отдельно остановив взгляд на подоткнутой в поясе цветастой орочьей рубашке, и, промычав нечеткое «шлюха», ушел спать к себе на лежанку.

Спальное место в нашем жилище было одно, и его целиком и полностью занимали я и все мои младшие родственники. А дед, за неимением ничего другого, устраивал себе спальное место на охапке еловых веток. Раньше даже куска дерюжки на лапнике не было, а теперь на ложе красовалось рванье, снятое с нашего спального места.

А я полезла под теплое новое одеяло. Нащупала горячие тельца своих сестренок: ручку, ножку, лохматую головку. Тепло. Мягко. Хочется спать!

Шлюха – это что? Или кто? Похоже, так теперь зовут в моей семье меня. Ладно. Спать хочу. Уже засыпая, вспомнила, что снова не спросила про чужака.

Через месяц я привыкла. Я часто слышала, как меня теперь называют. Дед Орис, мои сестры и маленький брат. Рабочие свены с конюшни и еще куча малознакомого народа. Я почти никого не знала по имени. Знала, как зовут нашего старосту, знала, как звать его старшего сынка, и как звать его матушку. Они сами меня просветили насчет своих имен.

Еще в первое знакомство с нами, мать сынка старосты обрадовала меня своим желанием взять меня в их семью. Так и сказала на площади возле столба судилищ, что «эту старшую» они возьмут себе. Никто не спорил. Я молчала, не зная, что на это ответить. Дед Орис тоже молчал, уж не знаю почему. Сестры и брат тоже молчали, но они – потому что были совсем малы.

Теперь несостоявшиеся родственники, раньше не дававшие мне проходу, обходили меня по большому кругу. Лесорубов, как и их бригадира Мрао, я больше не видела.

Работники конюшни меня тоже обходили стороной. Старший, мрачный свен Лидс, оглядев меня в первый день как привезли, тоже ничего не сказал. Ткнул в меня пальцем. Затем – в подростка, привезшего меня с порубки. Буркнул что-то вроде «пригляди, научи, присмотри», я не расслышала, и все.

Я ухаживала за лошадьми, поила, кормила, чистила, убирала за ними, выводила их из стойл. Я все делала, как велел приставленный ко мне подросток. Его звали Трон. А меня… – маленькая шлюшка.

Одно было странным – так меня почему-то не называл Хано.

А еще хорошо, что, наконец, куда-то убрался наш незваный гость. Дед сказал, ушел, а для меня он будто растворился в ночи. Ни запаха, ни крови его, ни вещей. Несчастный тяжеленный тулуп чужака, который я волокла на своем плече, пропал, как и медяшки. Наверное, Хано забрал. В общем, чужака не стало. А, еще дед сказал, что отдал чужаку все его деньги. Почему? Ну, так спокойнее, объяснил дед, а потом, немного помолчав, выдал: «Ты теперь подстилка Хано и нам ни к чему людское золото… Благодаря тебе»