Юрий Стукалин: Быть зверем

Не теряя времени, я подхватил стонущего Ника под руки и запихнул в образовавшуюся дыру, после чего протиснулся в нее сам.

– Бежим, – окликнул я скрючившегося на пыльном полу Ника и посветил фонариком вглубь тоннеля.

– Не могу, – заскрежетав зубами, простонал он в ответ. – Я, кажется, ногу сломал.

– Надо, Ник, – я склонился над ним, опустился на корточки, и постарался отодрать его руки от поврежденной ноги, но безуспешно. Тогда я закатал штанину его джинсов и осмотрел распухшую щиколотку, освещая ее фонариком. Ник резко откинул голову и закричал от боли. Травма действительно выглядела серьезной, но оставаться здесь нам было нельзя. Скоро сапатисты обязательно сунутся в подземелье, чтобы отыскать нас, задохнувшихся в дыму. Я не очень-то надеялся, что тоннель выведет нас наружу, но отметать такую возможность тоже было нельзя.

Я снова подхватил его и потащил на себе вглубь секретного хода. Ник висел у меня на плече, старательно прыгая на здоровой ноге. Дым остался позади, но дух в подземелье оказался таким сухим и спертым, что я задыхался, ловя воздух широко открытым ртом. Вскоре луч света вырвал из тьмы низкий лаз, боковины которого украшала изумительная резьба – древние боги, глаза и рты которых были инкрустированы мерцающими в свете фонаря полудрагоценными камушками, надменно взирали прямо на нас, скаля свои огромные клыки. Ник отпрянул назад, и я решил, что ему почудились ожившие чудища темного подземелья, но он остановился как вкопанный, забыв про свою боль и тыча в выступающие по бокам лаза барельефы пальцем. Его глаза были широко раскрыты от удивления, и он бормотал себе под нос какие-то слова, разобрать которые я так и не смог. Выхватив у меня фонарик, и опираясь рукой о стену, он запрыгал к лазу, держа на весу распухшую ногу, бросился на пол и, словно уж, ловко пролез внутрь. Я не мог понять, что же так подействовало на него. Еще несколько секунд назад он выл от боли и едва двигался, а теперь ожил, словно и не было никакой травмы и нескольких суток изнурительного бегства, измотавшего нас и лишившего последних остатков сил.

Когда я очутился внутри, Ник сидел посреди комнаты, представлявшей собой квадрат метра четыре на четыре, направляя луч на стены и продолжая что-то еле слышно бубнить, будто разговаривая с невидимым собеседником. Его тело покачивалось, а отрешенный взгляд скользил за лучом фонарика. Стены таинственной комнаты пестрели цветными фресками, реалистично изображающими людей, над которыми были выписаны замысловатые иероглифы. Роспись опоясывала всю поверхность стен, местами краска от времени стерлась, но общая картина хорошо сохранилась.

Сперва изображения показались мне неким сумбурным набором рисунков, но, приглядевшись, я понял, что художник пытался передать потомкам некую давнюю историю… И эта история была мне знакома. Следуя взглядом за лучом фонарика, я будто смотрел кино, показываемое с помощью стоп-кадра. Вот человек в шкуре ягуара бежит, держа в руках большой сверток, а рядом с ним бежит другой человек, над головой которого изображен олень, и за ними следуют воины с копьями в руках. На следующей фреске человек-ягуар дает человеку-оленю какие-то указания. Сам он продолжает путь, а человек-олень остается и сражается с чудовищами о двух головах и шести ногах. Луч света задержался на изображении чудищ, и они отдаленно напомнили мне всадников на лошадях. Художник вряд ли видел их сам и нарисовал, судя по всему, исходя из рассказов очевидцев. Но вот человек в шкуре ягуара лежит на земле. Он весь в крови, а над ним склонился человек-олень. Они одни. Раненый одной рукой протягивает тому искусно украшенный человеческий череп, а другой надевает ему на шею ожерелье, очень похожее на то, что старый Пабло подарил Нику. Теперь человек-олень бежит один, и страшные чудища гонятся за ним. На следующем участке стены фреска испорчена, и луч света устремляется дальше. Здесь человек-олень распростерт на жертвенном камне, четверо людей держат его руки и ноги, а жрец с занесенным ножом готов вырвать сердце из его груди. В следующей сценке мало что изменилось. Лишь над грудью человека-оленя витает красивая птица да жрец пал ниц, вскидывая к небесам свои руки. Птицу нельзя не узнать – это кецаль. Его длинные хвостовые перья будто прикрывают распростертого для жертвоприношения беднягу. Луч фонарика освещает следующую фреску. На возвышении сидит, слегка наклонившись вперед, толстый человек в фантастическом головном уборе, он явно знатен, возможно, правитель. Его обступили сановники. В руке правитель держит все тот же человеческий череп. Рисунок четкий, все детали прописаны до мелочей. Череп украшен резьбой и цветными каменьями. И вот последняя фреска. И снова правитель в окружении сановников, но теперь он стоит, протягивая человеку-оленю копье, древко которого обернуто шкурой ягуара. Оно с большим обсидиановым наконечником и украшено яркими перьями. Такими копьями владели только очень влиятельные воины, и этот ценный дар человек-олень принимал от правителя.