Юрий Стукалин - Быть зверем

Ах-Той бежал по сакбе впереди всех, сжимая в могучей руке тяжелое копье. Кин, Чимай и Чан-Пель следовали метрах в пятидесяти позади него, сопровождаемые отрядом из пятнадцати воинов. Это были все, кого молодой батаб смог собрать для погони, оставив два десятка бойцов охранять жителей сожженной деревни и помогать им отстраиваться заново. Жажда мести овладевала всеми его подданными, но он взял с собой лишь тех, кто был способен выдержать столь тяжелое путешествие. Если бы у него было хоть немного времени, он мог бы послать вестников в соседние селения и получить подкрепление, но времени не было.

Они выступили еще до рассвета, сразу после того, как был совершен обряд жертвоприношения, во время которого жрец вырвал сердце из груди ненавистного белокожего врага. Если чонталям удастся добраться до Лакамтуна, Кин сам встанет рядом с ними, чтобы рассказать правителю о жестокости чужеземцев и убедить его присоединиться к союзу, предлагаемому Пачималахишом. Он засвидетельствует перед ним, что слова чонталей правдивы, и теперь новый, страшный враг подходит к границам майяских государств, и настало время забыть прежние распри и объединить усилия в борьбе с ним. Он сам испытал на себе мощь оружия чужеземцев и вправе говорить об этом. Всего несколько десятков белокожих, восседавших на необычайных зверях, смогли сокрушить его войско, смять его и разогнать, будто не воины вышли против них, а дряхлые старухи, вооруженные мотыгами. Кин был испуган, но боялся он не за себя, а за народ свой, сознавая, какая беда ожидает его, если враг не получит достойного отпора. Он понимал, что даже в случае объединения чонталей с лакамтунцами и присоединения к ним других государств война будет долгой и жестокой и многие погибнут в сражениях. Потоки крови зальют сельву.

Когда спустя много часов они приблизились к высокому холму, вверх по которому уходила сакбе, Ах-Той резко остановился и жестом показал, что наткнулся на что-то. Индейцы, готовые в любой момент ввязаться в схватку, застыли в ожидании, пока разведчик осматривал окрестности, но вскоре он махнул рукой, давая знать, что все в порядке и можно без опаски приблизиться. У подножия холма, там, где дорога начинала резко подниматься к его вершине, валялись трупы трех чужеземцев, пробитые стрелами. Когда Кин и Чимай подошли ближе, Ах-Той, осматривавший одно из тел, поднялся и произнес:

– Двое погибли сразу, но раны третьего не смертельны. Он истек кровью после того, как его бросили здесь умирать.

Чимай с омерзением взглянул на трупы своих врагов. Бросить умирать раненого товарища! Что же они за существа, если способны на такое бездушие к своим же бойцам? Их действия можно было бы понять, если бы они бежали, спасаясь от преследователей, но преследователями были они сами. Чонталь покачал головой, а стоявший рядом с ним Кин положил руку на его плечо:

– Они не боги, друг, но они и не люди.

Дорога до вершины холма была усеяна стрелами и осколками камней, а на самой вершине виднелись остатки частокола. Не оставалось сомнений, что здесь гонцы-чонтали дали серьезный бой своим врагам и надолго задержали их, но победить не смогли. Земля вокруг разрушенного укрепления была покрыта кровью, и повсюду валялись тела защитников… Вернее, не тела, а куски тел. Сказать сразу, сколько человек погибло с их стороны, не представлялось возможным. Чужеземцы изрубили их на мелкие части. Кисти рук, стопы, размозженные головы, окровавленные куски костей и ребер были раскиданы вокруг частокола, в центре которого атакующим удалось прорубить большую брешь. Многие из растущих поблизости деревьев были увешаны кишками погибших людей, словно некто, чей разум забрали злые духи, старался украсить их ветви.

Индейцы стояли, опустив руки, отрешенно разглядывая истерзанные останки соплеменников. Все они были закаленными бойцами, но никогда еще не сталкивались с такой звериной жестокостью. Ах-Той подошел к Чимаю, стараясь не смотреть на него. Краем глаза он видел, как по щекам того текут слезы. Чонталь стоял не двигаясь, словно каменное изваяние, его побелевшие губы были плотно сжаты, вены на висках набухли, а ноздри раздувались, словно у хищника, почувствовавшего жертву. Ах-Той знал, что Чимай мужественный воин. А слезы… Слезы порой посещают даже великих бойцов, но они не размягчают их сердца и не делают их трусами.

– Они были моими близкими друзьями, – тихо произнес Чимай. Голос его был на удивление спокоен, только как-то неестественно сдавлен, будто доносился из глубокой пещеры.