Через час я уже был в сочинском порту. Иду быстрым шагом по третьему причалу на «Подводник». Вдруг вижу такую жуткую картину: в ворота порта заходит пассажирский теплоход «Латвия». Но в таком виде, что смотреть на него страшно: весь левый борт судна, от верхнего мостика до ватерлинии, представляет из себя сплошную ледяную гору. Вроде айсберга. Ни иллюминаторов, ни трапов, ни спасательных плотов не видно, сплошной лёд. «Латвия» шла из Новороссийска, левым бортом к ветру и волне, и обледенела так, что чуть не перевернулась. С креном на левый борт еле-еле зашла в порт к причалу и двое суток потом оттаивала. Зрелище было устрашающее.
Я зашёл на «Подводник» в каюту к капитану Звенигородскому, у которого ещё два дня назад был старпомом, и говорю:
– Пётр Фадеевич, с Новым Годом! Я к вам в новом качестве прибыл!
– С Новым Годом, Николаевич! Я уже знаю, ты теперь капитан- наставник. Поздравляю! Что, уже с проверкой прибыл? Праздник всё-таки! – Пётр Фадеевич радостно улыбался.
– Нет, не с проверкой. Это потом. Праздник отменяется. А сейчас берите быстренько отход в портнадзоре и идём самым полным в Бердянск забирать оттуда на буксире ВМ-73 и земснаряд, пока они там не вмёрзли в лёд.
Улыбку с его лица как будто стёрли мокрой тряпкой. Пётр Фадеевич посмотрел на меня округлившимися глазами:
– Ты чё, Николаич!? Ты видел, «Латвия» в каком виде пришла? Это же обледенение верное! Не-е-е, я не пойду…
– Надо идти и как можно быстрее. Такой у нас с вами приказ. А то если ВМ-73 сам попытается прорваться к Керченскому проливу и вмёрзнет с земснарядом в лёд, то им всю зиму до весны придётся на берег ездить на собачьих упряжках.
– Нет, я не пойду.
Я понял, что Петру Фадеевичу глубоко наплевать, ни в какое замерзающее Азовское море он пароход не поведёт. Наш старший механик Ломакин стоял в дверях каюты в ожидании приказаний и с интересом наблюдал за нашим диспутом.
Я взял со стола портфель с судовыми документами и впервые воспользовался своими правами капитана-наставника:
– Если так, то я сам пойду на спасение. А вы можете остаться на берегу.
И старшему механику:
– Михаил Александрович, готовьте машину, через 15 минут отходим.
Ломакин молча кивнул и пошёл в машинное отделение. Этот человек был не из пугливых.
Через четверть часа я поднялся на мостик «Подводника», и мы вышли из порта. Звенигородский не решился сойти с парохода на берег. Он просто в своей каюте лёг на койку и накрылся одеялом.
До Туапсе мы дошли без особых приключений. На этом участке на берегу Кавказские горы высокие, и ветер при норд-осте не бывает сильным. Но чем ближе к Новороссийску, тем становилось страшнее. Ветер с морозом, порывы до 50 метров в секунду. Это ураган. Пароход от сильного ветра ёрзал на курсе как на льду. На мостике даже говорить трудно, рёв ветра заглушал все звуки. Над поверхностью воды несётся сплошная пелена из водяных брызг и пены. Мороз – минус восемь. И полная темнота.
Чтобы избежать обледенения и сильной качки, я применил хоть и рискованный, но единственно верный метод: проложил курс судна вплотную к берегу, по глубинам 6—7 метров (это при осадке «Подводника» 3,6 метра). Здесь при норд-осте, то есть при ветре с берега, волна ещё не успевает вырасти и поэтому не заливает пароход. Соответственно и обледенения корпуса и надстроек нет. А чуть дальше в море, в нескольких кабельтовых от берега, волна уже была до пяти метров.
Дело было уже в тёмное время суток. Я включил радиолокатор, выставил на экране дальномер на полтора кабельтова (примерно 250 метров) и шёл на этом расстоянии от берега, повторяя изгибы береговой черты, всю ночь, до самой Анапы. Я тогда уже хорошо знал побережье и был почти уверен, что никаких подводных препятствий при таком курсе мы не встретим. Хотя, конечно, стопроцентной уверенности не было. Всё-таки это был риск.
Старший механик, ввиду возможного обледенения корпуса, приготовил шланги и подсоединил их к паровой системе отопления. Но они даже не понадобились.
К утру мы подошли к Анапе, и тут радист сообщил, что из отряда пришла команда встать где-нибудь на якорь и ожидать дальнейших указаний. Я встал на якорь на рейде Анапы поближе к берегу. Тут, в Анапе, также ревел норд-ост. Зашёл в радиорубку, чтобы самому поговорить с диспетчером.
Через какое-то время из отряда сообщили мне, что за ночь Азовское море замёрзло и толщина льда уже достигла сорока сантиметров. А наш буксир был рассчитал только для льда не толще 20 сантиметров. Мы опоздали. Капитан ВМ-73 Евгений Анохин вовремя сообразил и с земснарядом вернулся в порт Бердянск, где они и вмёрзли благополучно в лёд у причала. Мне через неделю пришлось туда съездить и проконтролировать, как они там зимуют.
Читать дальше