Мария Дмитрова - Искусство обольщения

Из театра пришлось уйти, работа очень нравилась, но на нее просто не оставалось времени. Артем оборудовал мастерскую, и погрузился в творческий процесс.

Его заметили, о нем заговорили.

Несколько бессонных ночей прошли в радостно-лихорадочном возбуждении, после обрушившегося, как ком с горы, предложения Института изобразительных искусств Саарбрюкена прочесть несколько лекций о концептуальном искусстве. Пошарив глазами по карте, Артем обнаружил город, о котором никогда раньше слыхом не слыхивал, на границе Франции и Германии. Его удивлению не было предела, естественно, он согласился. И, хотя пришлось воспользоваться услугами переводчика, и это был первый опыт публичного выступления подобного рода, все прошло замечательно. Следующий раз так далеко ехать не пришлось: им заинтересовался Пльзеньский Западно-чешский институт. После столь удачного дебюта на новом поприще, пришла уверенность в собственных силах, и новые приглашения перестали быть поводом для бессонных ночей. А когда его отрекомендовали студентам Высшей школы прикладного искусства в Праге как представителя постмодернистского направления в живописи, стало окончательно понятно, что, как художник, он состоялся.

Артем даже начал подумывать о написании книги. Только никак не мог определиться с жанром: то ли это будет монография об искусстве предперестроечного периода, то ли мемуары о собственной жизни.

***

Максим не захотел уезжать, хотя разговоров на эту тему велось немало. В отличие от многих, у него все было в полном порядке, никаких финансовых затруднений он не испытывал.

Его отец, заслуженный художник СССР, действительный член Академии художеств и прочая прочая прочая, никогда бы не допустил, чтоб его сын в чем-то нуждался. На студенческие шалости Макса он смотрел сквозь пальцы, считая, что молодость для того и существует, чтобы бунтовать, и не раз вызволял смутьяна и его приятелей, если возникали осложнения.

Ему самому было что порассказать о беспокойной юности, которая пришлась на хрущевскую оттепель. Выставку в манеже, разгромленную советским лидером и бульдозерную акцию по уничтожению самовольной выставки современного искусства, а также последовавшие за этим четыре часа свободы в Измайловском парке, спешно организованные властями, спохватившимися, что собственными руками прославили на весь мир этих хулиганов, он прекрасно помнил. Очень повезло, что его, как многих участников, не выслали из страны и не засадили в кутузку. Поразмыслив, он решил, что переть на рожон и конфликтовать с системой – глупо, сложить голову в этой неравной борьбе совершенно не хотелось. Он переключился на господствующий соцреализм и даже сделал себе имя.

Самовыражению сына он не мешал, просто следил издали, чтоб того не шибко заносило. Да и времена теперь не те, что раньше. Ничего опасного.

Так что Макс жил себе в подаренной родителями квартире, с чудесным видом из окон на Чистые пруды, в полное свое удовольствие. Роскошные хоромы давно превратились в популярный в определенных кругах салон. Независимо от времени суток здесь толклась масса народу. Атмосфера была самая творческая: назначались встречи, проходили вечеринки, длящиеся иногда по нескольку дней, хранились готовые работы, мольберты, краски, кисти, холсты и прочий скарб членов клуба, не имевших места для хранения своих вещей, устраивались вернисажи, создавались шедевры, тут же ночевали многочисленные собратья по ремеслу, часто просто заглянувшие на огонек и постепенно прижившиеся. Правда, в последние годы, наплыв посетителей заметно сократился. Такое положение вещей совершенно не огорчало Макса, он вообще мало что принимал близко к сердцу. Также его не заботило, что уже давно ничего не подворачивалось в смысле работы. Тянуть лямку, и работать где-то официально, подобно Артему, он не хотел. Макс проповедовал религию под названием «разумный пофигизм», основным законом которой было: «не парься». Ему хотелось абсолютной свободы и полной независимости от навязываемых окружением обстоятельств. В разглагольствованиях на эти темы в основном и проходили, утратившие былой размах, тусовки.

Неизвестно, сколько бы еще продлилось переливание из пустого в порожнее, если бы

время Макса полностью не поглотило занятие, которое, как это часто бывает, организовалось совершенно случайно.

Однажды, ломая голову, что бы эдакое подарить родителям к очередной годовщине свадьбы, и не придумав ничего интересного, он написал великолепный семейный портрет, взяв за основу парадные императорские изображения. Мама в диадеме с огромными бриллиантами и бальном платье неимоверного фасона стоит, опираясь на руку отца, облаченного в мундир генералиссимуса с фантастическими орденами и парчовую чалму со страусиным плюмажем, у ног пристроился общий любимец сеттер Трюфель в золотом ошейнике с самоцветами. Портрет был выполнен с соблюдением всех канонов дворцовой живописи, но замышлялся как веселый сюрприз. Отец смеялся до слез и говорил, что больший кич и безвкусицу придумать сложно, но картину поместили на самое видное место. Гостей в родительском доме всегда было много, слухи о подарке разошлись весьма быстро. Многие нашли это занятным и захотели заиметь такой же семейный портрет: непременно в золоте, звездах, кистях, парче и бархате.