Константин Бояндин - Выше неба

Алёна и Олег переглянулись, и Алёна добавила:

– Мы не расскажем.

– Тогда до встречи в семнадцать часов, – Вяземская пожала обоим руки и быстрым шагом направилась к выходу.

– Вот загрузила, – покачала головой Алёна. – Ну и что теперь делать? Я одно скажу: не хочу это бросать. Ни за что не хочу!

– Значит, будем разбираться, – согласился Олег. – Так что у нас сегодня? Добавили ещё по сантиметру?

– Ага. Мы молодцы, да?

– Это точно, – признал Олег. – Ты бы слышала, как вчера мой дед обрадовался. Мне показалось даже, что он там заплакал. Никогда ещё так не смущался.

Алёна рассмеялась.

– Значит, и правда на тебя очень надеется. Всё, я в душ. Слушай, нам надо поговорить, лучше до обеда. Как выберешься из душа, приходи в парк! К той же скамейке!

* * *

Алёна сразу взяла быка за рога – вначале, правда, запрыгнула на скамейку и убедилась, что поблизости от них, в том числе за кустами, никого нет.

– Слушай, очень нужно, чтобы ты сегодня и завтра побывал в рекреационном корпусе. Не обязательно танцевать, если не любишь. Просто побыл там – со мной, Викой и другими нашими.

– «Нашими» – из Казани?

– Ну да. Из Тулы ты один, я знаю. Сможешь?

Олег подумал. Не очень приятно будет сидеть там, ведь неминуемо притащится Ворошилов. Пусть даже не будет донимать каждые несколько минут, всё равно приятного мало.

– Не расскажешь, зачем?

– Если расскажу сейчас, всё испорчу. Нет, правда. Это важно! – Она смотрела ему в лицо со всей серьёзностью.

– Ты что-то задумала?

– Не увиливай! – Вновь прикосновение полярного холода в её взгляде. – А… Кажется, поняла. Вот балда! – Алёна хлопнула себя по лбу, сняла свой рюкзак. Достала оттуда тюбик – слепой, без надписи. – Вот, это тебе.

– И что это такое?

– Я вчера, когда она меня осматривала, пожаловалась, что запахи стала сильнее чувствовать, спасу нет. Вот она мне и выдала. Там была этикетка – в рюкзаке, наверное, осталась. Там что-то безвредное, я у неё спросила и в Интернете потом почитала.

– Прямо в нос втирать? – Олег открыл колпачок. Прозрачная густая мазь, слабый запах ментола.

– Ну да, в слизистую, со спичечную головку. Мне помогло. Часов пять действует. То, что надо.

– Интересно, – Олег использовал мазь по прямому назначению и спрятал тюбик в рюкзак. – Чисто из любопытства, тебя к врачам не водили из-за этой чувствительности?

– Гиперосмия, – кивнула Алёна. – Так по-научному называется. Водили, конечно. Ничего такого не нашли – в общем, живи как умеешь. Ну так что, придёшь?

– Приду, – пообещал Олег.

Алёна посмотрела на часы.

– Ещё пятнадцать минут есть. Ты говорил, что в шахматы играешь. Хорошо играешь?

…Смотря что такое «хорошо». Когда старший брат деда переехал на историческую родину, в Украину, оставил множество вещей. В том числе и книг: брат, Иннокентий Сухоруков, по профессии был инженером, а в шахматы играл для души, по переписке. Среди разных сокровищ там были книги Майзелиса, Ласкера, Капабланки, много кого. Маленький Олег увидел всё это и загорелся. Настолько, что успел подняться в турнирах до первого разряда, прежде чем его направили по карьере легкоатлета.

– Никто меня особо не спрашивал, – пояснил Олег. – Сама понимаешь: дед чемпион мира, отец был чемпионом СССР и России. Вопросов нет.

– Но ты говорил, что КМС по шахматам! Когда успел?

– Два года назад, когда вернулся из «Олимпии».

* * *

Встречать Олега из той самой поездки в «Олимпию» собралась вся семья, включая дальних родственников. Пока Олег ехал домой (за ним присматривал там и посадил на обратный поезд старинный друг деда, живший поблизости от спортивного лагеря), отец Олега успел узнать подробности дисквалификации. Оказалось, что итоги соревнований не пересматривали, второе место Олега никто не аннулировал. Единственное ограничение – не выступать в спортивных соревнованиях один год.

– Поздравляю со вторым местом! – обняла сына мама. Олег выглядел расстроенным, но не подавленным – в глазах было то же выражение лица, что у деда: собранность и упрямство.

– Нет у меня никакого второго места, – отрезал сын, когда его отпустили. – Я подвёл вас, – посмотрел он в глаза деду и отцу. – Извините. – После чего ушёл к себе в комнату, да там и остался. Следующие четыре недели выходил только по очевидным потребностям – поесть, и всё такое – да взял на себя все хозяйственные заботы в доме. Прежде было не допроситься; сейчас, наоборот – было не отговорить. Ходил в магазины, делал уборку и прочее. И – ни слова. Разговорить Олега не удавалось никому, от визита к своему тренеру отказался наотрез, на его звонки не отвечал.