Александр Завьялов - Написано лапой и хвостом

– А после больницы почему не пришёл?

– Лапу вот повредил, связки потянул, – опять слукавил я. – По двору и то еле хожу.

– Ой, правда покалечился? – встревожилась она. – Покажи, пожалуйста.

– Да что там смотреть… Зажила уже… почти…

– Понятно…

Волчица замешкалась, а я придумал скривить ещё больше. Потупил взор в землю и говорю:

– Прости, Грызя. Не надо нам встречаться. Невеста у меня есть. Мы давно любим друг друга.

Грызя так и обмерла. С такой, знаете ли, болью на меня посмотрела! Столько горести и отчаяния навеки поселилось в её глазах! Она как-то сразу потухла, осунулась, постарела, шуба её покрылась седой остью. Ничего мне Грызя не ответила. Она оцепенело отвернулась и побрела, понуро опустив голову и хвост.

Я смотрел ей вслед, и сердце моё обливалось кровью. На душе скребли кошки, и комок подступил к горлу. Но что я мог сделать? Сердцу не прикажешь. Да у нас, наверное, и резус-факторы разные, несовместимые. И всё-таки долго я в себя прийти не мог. Ходил, повесив хвост, взад-вперёд и боялся, что Грызя не переживёт этот страшный удар.

От переживаний меня сон сморил. Проснулся, когда совсем рассвело. Стал территорию обходить, в сараи заглядывать и – вот ужас-то! – двух курочек и петушка недосчитался. И волчьи следы на месте преступлении, и запах её, Грызи. Ну, думаю, если так и дальше пойдёт, через неделю у нас вообще курятник опустеет. Заставят меня яйца нести.

Упал я духом, что и говорить. И тут вспомнил про одного несчастного дворянина. Ни хозяина у него нет, ни дома. Люди ему имя не дали, но мы его Варфоломеем зовём. Побирается он по всей деревне, к ремонтной мастерской прибился. Где какой кусок найдет, кость ли обглоданную, корочку ли чёрствую, а так целыми днями голодный. Зимой ему и вовсе худо. Шуба у него облезлая, засаленная, вся в репьях. Мне всегда его жалко было, частенько ему поесть приносил. Из своей порции. И вот меня спасительная мысль посетила. А что если его с волчицей познакомить? При волках всегда сыт будет, опять же жизнь интересная, в лесу и на свежем воздухе. Среди душистых трав и пушистого снега. Одного я опасался, что волчице его внешний вид не понравится. Потому я Варфоломею так и сказал, что он должен поразить Грызю своими внутренними качествами, своим интеллектом и неординарными способностями.

– Сам решай, – наставлял я. – У тебя и так никаких перспектив в жизни, а здесь есть возможность выбиться в волки. Плох тот пёс, который не мечтает стать волком. Может, ещё и вожаком назначат.

Гляжу, у Варфоломея глаза загорелись, но и где-то там испуг плеснулся.

– Боязно как-то с волчицей-то, – пролепетал он.

– Конечно, вероятность трагического финала очень высока. Загрызть может запросто. Но всё в твоих лапах. Хватит уже прозябать. Тут или пан, или пропал.

Ну, Варфоломей и махнул лапой.

– Правильно сказал, безнадёжно моё положение. Вся жизнь – коту под хвост. Эх, была не была! Лучше уж волку в зубы, чем коту под хвост!

Ну и познакомил я его с Грызей. Волчица сперва вспыхнула от негодования, покраснела по самую макушку, молнии в глазах блеснули, а потом смотрю – кокетничает, на жениха с интересом поглядывает. Рассказал Варфоломей о своей горестной жизни и так, знаете ли, пронял сердце невесты, что она в конце концов разревелась и принесла ему приличный кусок мяса на сахарной косточке. Меня же отогнала в сторону, и я смотрел, как Варфоломей обгладывает кость, облизывался и чесал задней лапой за ухом.

Зажили Грызя с Варфоломеем душа в душу, в мире и согласии, колючки друг у друга каждый день выбирают. Варфоломей поправился, даже выше росточком стал, в добротной шубе ходит. И Грызя расцвела, распушилась, взгляд её стал мягче и добрее. Почти сразу они стали жить отдельно от волчьего коллектива. С вожаком у них там какое-то недопонимание возникло. Теперь вот мечтают создать собственную стаю и усиленно над этим работают. Ну а я… К сожалению, я нечасто бываю у них в гостях. Мне всякий раз как-то неловко: как будто намекаю, кому они обязаны своим счастьем.

С пришлой волчьей стаей через год скандал вышел. И так получилось, что именно я вывел их на чистую воду. И всё благодаря искусству…

Однажды Никита с родителями пошли в театр, а меня с собой не взяли. И главное, спектакль был хороший, «Волки и овцы» называется. Когда они в театр собирались, я вокруг крутился как волчок, хвостом вилял со всей моченьки, подметал пол до блеска, в глаза с мольбой заглядывал, а меня всё равно дома оставили. Так мне обидно было – не передать.