Дан Берг: Поющие золотые птицы. Рассказы о хасидах

– Случай – вот самый справедливый судья. Пусть жребий укажет, кому из вас, дорогие братья, какой пост занимать, – постановил новый царь, памятуя об их ревнивом нраве. И вышло, что старшему брату-красавцу быть министром Наук, силач средний брат займет пост министра Искусств, а умный младший брат станет министром Войны и Побед.

Царь слегка обескуражен таким распределением постов. Людям известны замечательные свойства каждого из царевичей с самого их детства. “Как же истолковать это моему народу, моим придворным, да и самим новоиспеченным министрам?” – подумал монарх.

– Пошел бы снова к цадику. Вы, мудрецы, всему даете толкование! – воскликнула, глядя в сторону мужа, Голда, жена раби Якова.

– Голда! Ты мешаешь рассказчику! – вскричал раби Яков, в гневе хлопнув ладонью по столу. Он не на шутку рассердился на супругу, что-то не понравилось ему в ее словах.

– Продолжайте, раби Залман. Простим женщину, – подбодрил гостя хозяин.

– Спасибо, раби Яков, – поблагодарил раби Залман, – Однако, Голда права. Царь снова обратился к еврейскому мудрецу, и тот снова помог ему. И еще цадик помог своему народу. Молодой монарх оказался благодарнее отца. Впредь он старался избегать гонений на евреев и почти сравнял их со всеми прочими подданными государства.

Большая ложка соли

Менахем – один из уважаемых людей в городе. Это мужчина средних лет, крепкого сложения и крепкого же здоровья. Он женат, и детишками Бог не обидел. Главное же то, что дела его идут успешно. В гору идут дела, не сглазить бы. Менахем, как и многие другие евреи в округе, смолоду занимается лесом – заготовка, сплав по реке, торговля и все прочее. Нелегко с ним конкурировать, тем более что действует он не в одиночку, а с компаньоном и другом детства Шимшоном. Завидуют люди отличным барышам Менахема и Шимшона.

Так было, но кое-что изменилось.

Со стороны чужое благополучие кажется безоблачным. А между тем, душа Менахема не на месте. Страх и тревога давно уж гнездятся в сердце внешне благополучного мужа. Сны – вот его беда. Необъяснимые и одинаковые сны возвращаются к нему. Непонятное пугает. Нет ли в этих снах худого знамения или предвестника кары за грехи, им совершенные? А Менахем знает за собой грехи, и немалые. Ведомо ему и раскаяние. Или не раскаяние, а лишь страх расплаты. Трудно сказать. Наконец, Менахем решился обратиться к известному хасидскому цадику и мудрецу, за которым слава толкователя снов. “Уж лучше знать горькую правду, чем терзаться неизвестностью. А вдруг виной всему лишь праздное мое воображение и пустые страхи? Раби растолкует”, – подумал Менахем и, не сказавшись ни жене, ни Шимшону, поехал к хасиду.

Дом у цадика небольшой, зато двор огромный – чтобы вместить всех желающих получить совет мудреца. Приезжие ждут терпеливо, когда помощник раби выкликнет имя, и можно будет войти. Никто не покидает этого дома, не получив совета или доброго напутствия. Менахем сообщил свое имя помощнику. Тот передает раби. Из уважения к важному и богатому посетителю, известному к тому же щедрыми пожертвованиями, цадик сам выходит на крыльцо и приглашает Менахема.

***

Войдя, хозяин и гость усаживаются друг напротив друга по разные стороны стола в центре большой горницы. После обмена приветствиями молчат. Цадик пытается по лицу гостя догадаться о причине, приведшей его в этом дом. Менахем с уважением разглядывает бесконечные книжные полки вдоль стен. И на столе нагромождены книги. Если вопрос у посетителя не простой, раби записывает ответ на бумаге и указывает основание из книги. “Книга – немой мудрец” – подумал Менахем. “Жизнь делает нас мудрыми, а не книги”, – подумал цадик, перехватив почтительный взгляд гостя.

Прервав молчание, ценящий время коммерсант без предисловий выкладывает свою беду.

– Раби, меня беспокоят сны. А, точнее, это два сна. Один из них я вижу накануне важного решения в жизни, а другой приходит, когда решение уже принято. Я в тревоге. Уж не знак ли это какой беды, Боже сохрани. Успокой меня, раби, если можешь. Растолкуй сны, – сказал гость, начав бодро, но закончив с дрожью в голосе.

– Если это только в моих силах, непременно помогу столь желанному гостю. Жаль, что ты не бываешь у меня без особой нужды. Был бы рад видеть тебя среди моих учеников. Но об этом потом. А сейчас рассказывай свои сновидения, – сказал раби и приготовился слушать.

– Я вижу, раби, комнату в доме. У стены сидит наша кошка. Рядом в углу – норка, а из нее выглядываем острая мордочка мышонка. Выглянет и исчезнет, и снова выглянет. Мышонок дрожит от страха, знает о смертельной опасности. Он приближается к отверстию в углу, и кошка навостряет уши, прислушивается, тело ее напрягается. Мое появление в комнате не мешает ей охотиться. Она глядит в мою сторону без страха, взгляд лукавый, насмешливый. Охота ничем не кончается, сон уходит. Это – мой первый сон. А через несколько дней вслед за ним приходит второй. Вот стою я во дворе. Вокруг меня пусто, а за забором множество людей. Окружили двор со всех сторон, смотрят на меня, застыв в молчании. Передо мной наш кухонный стол, покрытый скатертью. В центре стола простая жестяная миска, до верху наполненная крупной солью. По бокам миски лежат две ложки – маленькая и большая. Я беру маленькую ложку и собираюсь зачерпнуть ею соль из миски, но тут меня оглушают громкие крики людей за забором: “Оставь маленькую, бери большую!” Я подчиняюсь, беру большую ложку, набираю ее полную соли и несу ко рту. Жую соль, глотаю. Пытаюсь глотать, не жуя. Кладу ложку на стол. А люди вопят еще громче: “Еще, еще!” Съедаю вторую ложку. Тут я просыпаюсь. Вот мои сны, раби, – закончил Менахем с гримасой отвращения на лице.