Илья Балабанов - Мир Опустел. Начнем Сначала!

– Режь! Я готов! И вали отсюда. Не смей обманывать. Где ты, черт? Приступай! Давай закончим!

Игорь растопырил ладонь, приглашая начать испытание, и молодой человек подошёл к нему, примерил секатор к одному из пальцев.

Щёлк!

Лезвия сомкнулись, и розовый кусочек покатился по полу, словно сосиска. Аккуратный срез начал стрелять кровью, как детская брызгалка.

– Аааа! – заголосил мужчина и тут же заткнулся перемотанный скотчем в районе рта.

– Вот видишь, – спокойно приговаривал его мучитель, – это действительно невозможно – молчать, когда очень больно. Ты же сам пытал! Должен знать… Ладно, не дрейфь – я не обиделся… Продолжаем…

Щелк!

На землю упал новый палец.

Ещё и ещё…

На четвёртом срезе Игорь потерял сознание. Получил под нос нашатырь и пришёл в себя. Разве можно продолжать без виновника?..

Десять.

Закончено.

Затянул жгутами истекающие обрубки, чтобы жертва не умерла от потери крови. Они так не договаривались. Наказанный должен пожить и все прочувствовать. Выучить свой урок.

Можно уходить.

Кровь не течёт, и скоро с работы придёт жена. Вызовет помощь.

С днём рождения, новый птенец!

– Арсен! Сынок! Иди покушай. Только тебя с папой ждём!

Смуглый мальчишка двенадцати лет, лежавший с книгой на кровати, загнул уголок страницы и захлопнул её.

– Иду, мама! Минуту!

Поднялся, натянул шорты и рубаху, мать не любила, когда в доме разгуливали в одних трусах, и направился в кухню. С улыбкой остановился, вернулся в комнату и, подойдя к окну, осторожно снял с него москитную сетку. Ловко высунулся на улицу по самый пояс, дотянулся до виноградной лозы, которая взбиралась по стене и, выбрав самую спелую гроздь, аккуратно ее сорвал. Прикрепил сетку на место, выбежал из комнаты.

– Вот, садись попробуй, должна быть вкуснятина.

Мама поставила перед ним дымящуюся тарелку бобов с мясом.

– А у меня для тебя тоже кое-что есть, – Арсен вытащил из-под стола виноград и бережно уложил гронку в бледную ладошку матери.

Отец, усатый, худощавый мужчина с очень крупным горбатым носом одобрительно улыбнулся.

– Ай, Вартануш, какая ты молодец. Какой хороший виноград посадила. Теперь всю жизнь будем каждое лето его кушать.

Отец подмигнул мальчишке, мама же, наоборот, будто немного помрачнела.

– Как быстро летит время. Этот виноград твой ровесник, Арсен. Вы вообще очень похожи. Оба крепкие, гибкие и сладкие, как сахар. Мать потрепала мальчика по волосам и традиционно поцеловала в нос, такой же крупный и с горбинкой, как у папы.

– Горжусь вами, мои мужчины. А ну-ка, быстро взяли ложки, а то придётся разогревать.

Мальчик попробовал еду первым и заметно скривился. Блюдо было приторно-сладким. Он молча поднял глаза на отца, который в это время тоже попробовал первую ложку и увидел, что тот продолжает есть как ни в чем не бывало. Арсен сделал то же самое.

– Ай, Вартануш, ты сегодня сама себя превзошла. Какой-то особенный секрет узнала, признавайся?

– Ладно тебе, Ашот, обычные бобы, не перехваливай.

– Совершенно не обычные. Во рту тает, да, сынок?

Мальчик согласно кивнул и проглотил ещё одну ложку.

– Жалко, что сама не пробуешь. Увидела бы, что я правду говорю.

– Ничего, мои хорошие, вот скоро поправлюсь и снова буду есть вместе с вами. Попрошу, чтобы мяса на углях нажарили! Устроим пир. Но сейчас мне завтра снова на процедуры, так что я лучше, вот, винограда пока поклюю. Женщина положила на язык сразу несколько ягод и замотала головой, показывая, как ей вкусно.

– Сладкий, как мед! Помните, мы как-то на море ездили и недалеко от города на пасеку нечаянно заехали? Арсенчика ещё тогда пчела укусила. Бедный мой, птенчик, – мама снова погладила мальчика по голове. – Вот там был настоящий мед! Свежий, что даже ещё дымком, которым пчёл от улья отгоняют, пахнул…

Хороший был день тогда. Вообще, хорошее лето в тот год выдалось.

Глаза у женщины стали влажными, и она подошла к окну.

– Пойду-ка я, мои хорошие, прилягу, а вы, если захочется, накладывайте добавки. Я много наварила, ешьте на здоровье.

Как только мать вышла из кухни, мальчик поднялся, молча забрал тарелку у не ставшего возражать отца и счистил все обратно в кастрюлю. Затем нарезал хлеб крупными ломтями, достал из холодильника сыр и сделал два бутерброда. Оба задумчиво пережевывали черствый хлеб, думали каждый о своем, когда из глубины квартиры стали слышаться сдавленные стоны. Будто кто-то боролся с болью, при этом не позволяя себе делать это открыто, приглушал звуки с помощью подушки.