Дмитрий Беркут - лИса

– Умер в сорок лет от рака печени. Для всех это было неожиданно, потому что он никому не рассказывал о своей болезни. Его даже канонизировали после смерти.

– Офигеть. Святой Джон Колтрейн? Не знал, что музыкантов канонизируют. Прикольная, наверное, с ним икона.

– Скорее Иоанн. Да, я видел картинку, там негр с саксофоном, из которого вырываются языки пламени. И на греческом: «Бог дышит через священный рог святого Колтрейна»

– Да ладно! Чууума! Мне он уже нравится. Убедил, Димыч, у предков в кладовке должна лежать моя старая вертушка, как поеду к ним – заберу, и пластинку Колтрейна куплю.

– Хорошее дело. Будешь тут месяц у меня – послушаешь пластинки, может еще что-нибудь понравится.

– Ты знаешь, меня, как в фотожурналистике, сопутствующая информация привлекает. Сама картинка без дополнительных сведений не так много стоит.

– Вопрос спорный, могут быть исключения.

– Да, но если Колтрейн не был бы собой, если бы тайно тяжело не болел, то и музыка, наверняка, у него была бы совсем другая.

– Да, есть в этом что-то.

– В этом вся суть! Ты рассказал про его личность – я прислушался к музыке. Знаешь что, пойдем на улицу, а? Проводишь меня до метро, а по дороге пивасика попьем.

– Пойдем.

Мы вышли на улицу, дотопали до метро, там в ларьке взяли по пиву и еще примерно с час болтали. О работе, агентствах, беспорядках в Оше и предстоящем футболе, к которому я был в общем-то равнодушен, но ездил по выходным в Химки снимать для Конторы матчи «Динамо». В качестве, так сказать, тренировки – так как больше одного-двух кадров на ленту у меня все равно никогда не брали.

Когда на утро я заявился в Контору, в корреспондентской никого не было. Я решил покурить на улице и, спускаясь по лестнице, встретил непосредственного. Он же, увидев меня заметно оживился:

– Сгоняй в Кадаши, посмотри, что там по ситуации, да наших смени. Скорее всего будет потасовка, Удальцов уже там, – озабоченно сказал он.

– Активный какой чувак, боевой. Если где какая заморочка или разборки с вероятностью мордобоя – Удальцов уже там. Недавно только снимал, как он с Левым фронтом портреты олигархов жег.

– Да он вообще жгет, по жизни.

– Ладно, поехал, – ответил я, развернулся и пошел вниз по лестнице на улицу.

Споры вокруг территории, окружающей храм в Кадашевской слободе, велись уже давно. И это понятно: земля там стоит больших денег и выглядит очень привлекательно для застройщиков и инвесторов. Ночью строители при поддержке чоповцев, предвидя сопротивление, попытались экстренно снести оставшиеся старинные здания вокруг церкви Вознесения. До этого формально чиновники признали строения рядовыми и дали разрешение на снос. Но в Замоскворечье оперативно подтянулись активисты «Левого фронта», «Архнадзора», «Справедливой России» да и просто неравнодушные рядовые граждане. С другой стороны, на помощь ЧОПовцам подъехали «люди в масках» и братки на «Линкольне», с черенками от лопат в качестве оружия. Вскоре появилась и милиция, но ясности в это дело она не внесла. Затем тягач подтянул экскаватор и перекрыл Большую Ордынку, создав тем самым пробку. Начались первые переругивания и потасовки. Сообщения об обострившейся ситуации быстро разлетелись по блогам, что спровоцировало прибытие новой волны активистов и журналистов. Быдловатого вида бойцы, глядя на фотографов и операторов мутными глазами и даже не пытаясь вникнуть в суть, светили мощными фонарями в объективы, мешая фотографировать происходящее. Стычка сразу же привлекла внимание столичной общественности и в народе была прозвана «Битвой при Кадашах». Мы, из Конторы, сменяя друг друга, ездили дежурить, ожидая очередного обострения конфликта. Когда я подъехал на следующий день, ЧОПовцы цепью стояли вдоль забора. А защитники исторических зданий, заняв старую колбасную фабрику, которую тоже приговорили к уничтожению, объявили о бессрочной акции протеста. Их задачей было не допустить на территорию машины и строителей с отбойными молотками. В какой-то момент ЧОПовцы грубо вытеснили весь народ с площадки, а строители все же принялись работать отбойниками. Среди тех, кто попал под раздачу, оказался даже один депутат Госдумы. За день ситуация обострялась пару раз, доходя до штурма ограды активистами. В критический момент, прижатый толпой к забору, я успешно отснял действо по обе стороны баррикад. Собственно, эта съемка не была для меня чем-то новым, но тут я познакомился с одним интересным репортером. Это был чеченец Мурад. С виду типичный моджахед, но без бороды, а с трехдневной щетиной и широкой радушной улыбкой, служащей лучшим пропуском в любое охраняемое место. Во время затишья мы с ним неожиданно разговорились на тему стрингерства: