Надежда Черпинская - Ворон и радуга. Книга первая

Ради Аллонды хотелось изворачиваться, вертеться, прыгать выше головы, идти на неоправданные риски… Ради Аллонды хотелось жить. Хотелось так, как никогда прежде.

И пусть Нивирт глумится – вот влюбится по-настоящему, поймёт, что значит женщина в жизни мужчины. Все эти гулянки, девки, вино, разговоры до утра и смех до слёз, дороги и просторы, опасные ночные вылазки, драки и потехи, и даже удовольствие от хорошо провёрнутого дельца – всё это не идёт ни в какое сравнение с простым человеческим счастьем – просыпаться утром рядом с любимой женщиной.

Не сказать, чтобы всё было гладко. Порой и они ссорились. И это всегда было так – у-у-у-х-х-х! Стены в доме дрожали, и стекла звенели. Будто две молнии грозовой ночью схлестнулись в тёмном небе.

Аллонда вообще любила уколоть, поиздеваться, задеть… Но он снисходительно прощал ей стервозность, как прощал и многое другое.

Не мог только понять – зачем? Не мог понять, как можно намеренно сделать больно тому, кого любишь. Он тоже не подарок. И порой заслуживал. Но эту её особенность понять никак не выходило. Ему никогда не нравилось причинять боль. Даже тем, кто заслуживал, даже врагам. Иногда приходилось. И бить, и пытать, и убивать уже приходилось. Но от этого всегда было тошно. Какая в этом может быть радость?

А вот в пылу ссоры он тоже не думал над тем, что говорил. И тогда они сцеплялись как бешеные псы. Рычали и кусали, не отдавая себе отчёта.

А потом мирились! Также яростно и неистово, как ссорились. Иногда Элу казалось, что Аллонда устраивает сцены нарочно, ради вот этих безумных примирений. Он не знал ни одной женщины столь ненасытной и жадной до любовных ласк.

И лишь одно временами смущало… Она никогда не мечтала о том, что будет. То есть, наверное, мечтала, но не говорила об этом вслух. Он считал дни до осени, болтал о том, как лучше устроить свадьбу, где купить дом, как они заживут там вдвоём, и сколько у них будет детей. Она всегда улыбалась в ответ и иногда добавляла новых красочных подробностей, но никогда не начинала эти разговоры сама. Это было странно…

Он думал, что все женщины мира только и мечтают о том, чтобы выйти замуж. Его бывшие подружки зачастую начинали мечтать о таком без всякого на то повода, едва стоило сказать: «Добрый вечер!». Хотя… Что он в этом понимает?

Подружек было не так уж густо. Нет, спал он со многими (всех уже и не вспомнить), но это всё было так мимолётно, пусто. Одно дело кувыркаться в постели, другое – две жизни в одну соединять.

Жить вместе. Это было ново, непривычно, сложно… Ворон давно уже привык быть одиночкой, никогда прежде ему не нужно было оглядываться на других.

Нет, был верный друг Нивирт, были братья из вольницы. И за них он отвечал, тут не поспорить. Но женщина рядом – это совсем другое. Пришлось с невесёлым смехом признать, что жить, как все обычные нормальные люди, он просто не умеет.

Но он учился… Учился прилежно и быстро. Учился дарить подарки, выводить свою даму в милые её сердцу места, галантно ухаживать за столом, говорить приятности, расчёсывать её белокурые локоны вечером перед сном, выбирать для неё одежду и украшения, приносить что-нибудь вкусненькое с рынка, обнимать и целовать просто так, а не потому, что сейчас хочется трахнуть, присылать ей короткие записки о том, что ему надо задержаться или уехать, дабы она не ждала и не волновалась понапрасну. Он учился думать о ней больше, чем о себе. И у него получалось…

И он радовался, как ребёнок, этому новому. Ворону казалось, что он уже созрел, что пришло время остепениться. Очень хотелось скорее сыграть свадьбу. А для этого нужно провернуть ещё одно дельце, сорвать куш побольше, и всё – свобода!

Вручит своих ребят в надёжные руки Нивирта, и сбежит с любимой подальше… Ищите ворона в небе!

Кто он такой, Аллонда догадалась довольно быстро. Может быть, даже сразу, ещё в то, самое первое утро. Ума ей было не занимать. А тут и гадать много не нужно.

Эливерт… Наречие Юга и Севера не имело существенных различий, кирлийцы понимали герсвальдцев без труда. Имя его на герсвальдском диалекте означало «ворон». И Аллонда, жительница Эсендара, большого торгового города у самой окраины Кирлии, конечно, это знала – северян здесь всегда хватало с лихвой. О том, что сам он с Севера тоже догадалась легко, хоть в отличие от тёмных северян (спасибо за это матушке-южанке) был он русым и сероглазым.

Эл и не собирался таиться. Когда она спросила пару дней спустя, есть ли у него родня, честно ответил, что мать и сестру не видел много лет, с тех пор, как их деревню разорили и всех угнали в рабство. А отец сбежал. Или, возможно, его тогда убили. Была ещё тётка Иланга, но про неё говорить и вспоминать не хотелось вовсе. Да и, пожалуй, её тоже уже много лет нет в живых. Пусть! В Бездне ей самоё место, проклятой!