– Парень, ты это… заканчивай давай, – он слышит сиплый голос троллеорка. – Истерика у тебя получилась забавная, мне даже понравилось, но…
– Оставь его, Скрип, – этот голос Касси незнаком. И он женский. Здесь что, есть женщины?
Слышится негромкий перестук мягких каблучков, и рядом с ним опускается смутная фигура в темном плаще. Касси поднимает глаза, пытаясь разглядеть обладательницу голоса. Как ни странно, ему это удается, и он с удивлением рассматривает ту, что решилась к нему подойти. Фигура скрыта под плащом, но впалые щеки говорят о том, что она, скорее всего, болезненно худа. Ее ярко-зеленые глаза горят озорным огнем, а губы…
Что с ее губами?
Девушка будто пытается улыбнуться, но у нее не получается. Она словно не умеет этого делать. Ее губы изгибаются, складываясь в нелепый бантик или кривясь на одну сторону. Они выпячиваются, сжимаются, но не могут растянуться в простом движении.
Касси часто моргает. Что-то в ней такое есть…неправильное, и дело не в улыбке. Идеальный разрез глаз. Идеальные золотые волосы, ухоженные, несмотря на то, где они сейчас оба находятся. Идеальный прямой нос. Эта девушка выглядит искусственно, будто она кукла. Кукла, от которой Касси не может отвести глаз.
Девушка тоже во все глаза смотрит на Касси. Долго смотрит, как будто изучает его. А потом, наклонившись к нему, она шепчет:
– Хочешь жить?
Касси зачарованно смотрит на ее рот: нижняя губа оттопырилась до предела, верхняя, наоборот, поджата. Создается впечатление, что она просто строит ему рожи.
Хочет ли он жить? Конечно! Чем позже он умрет, тем больше у него шансов посетить святую землю перед смертью и смыть грехи!
Он быстро кивает в знак согласия.
– Хорошо, – губы «куколки» перестают кривиться. Она принимает серьезный вид. – Я могу вытащить тебя отсюда. При условии, что ты кое-что сделаешь для меня, когда мы выберемся.
– Что? – выдыхает Касси. Он готов сделать все, что угодно.
Рот «куколки» вновь начинает плавать.
– Научи меня улыбаться, как ты! – говорит она.
Л.
Когда стражники приволокли этого чудика в камеру, я выиграла у Мясника двадцать пятую партию в «дурака», оставив его без трусов. Огромный верзила-тролль как раз начинал их снимать под свист и улюлюканье товарищей по несчастью, а его красная кожа заливалась бледно-синим румянцем. Я пыталась держать лицо. В смысле, старалась не улыбнуться, ибо то, что у меня выходило вместо улыбки, ввергало окружающих в тихий ужас. А иногда и не тихий. За те два дня, что я находилась здесь, я заработала себе репутацию слегка полоумной (как всегда, впрочем), а принадлежность к Гильдии Убийц, которую скрывать я и не собиралась, делала свое дело: строившую страшные рожи девушку-ассасина старались, по возможности, не тревожить.
Печальная Лиззи, именно под таким именем меня знали в этом городе. Нет, не так. В этом Городе. А начальник тюрьмы называл меня не иначе как «кормилица моя», ибо в целях тренировки самодисциплины я посещала ямы смертников регулярно: примерно раз в два-три месяца. И каждый раз отсыпала этому жлобу немалую сумму. Впрочем, в накладе я еще ни разу не оставалась, легко отыгрывая потраченное здесь: близость смерти многих заставляло отдавать последнее, лишь бы занять себя еще одной партией в «дурака» или «пьяницу». Иногда играли в «глупую овцу», но почему-то не слишком охотно.
Кстати, трусы я Мяснику отдала почти сразу, а вот его куртка из лосиной кожи с заклепками из лунного серебра и плетеный ремень уйдут на черном рынке на ура. И за хорошую цену. Штаны были какие-то драные, поэтому, подумав, их я тоже отдала. Пускай мужик порадуется. Напоследок.
Появление светлого испортило невероятное шоу, которое устроил Мясник, стягивая исподнее. Ммм… тролль, танцующий стриптиз, это нечто, честное слово! Но крылатый, попавший в камеру смертников, сразу перетянул на себя все внимание… Надо же, уже лет десять посещаю ямы, а такое увидела впервые! Этот, наверное, совсем идиот. У него же крылья! Улететь не мог, что ли?
Приглядевшись, я поняла, что крылатый – мой клиент. Уныние, исходившее от него, можно было потрогать руками. Я, забывшись, улыбнулась, а Мясник, увидев это, шарахнулся, запутался в своих портках и с грохотом свалился на пол. Представление однозначно удалось.
Краем глаза наблюдая, как румянец тролля становится совсем уж синим, я смотрела на вновь прибывшего. Парень был фейри, и, судя по всему, давно не посещал родные леса. Прозрачные ( призрачные, Лиззи, призрачные! ) крылья безвольно обвисли и потускнели, хотя обычно у представителей этой расы они сверкали будто обсыпанные мелкой бриллиантовой крошкой. Когда стражники отпустили его, он глухо застонал и забился в угол, стараясь не смотреть на окружающих его существ. Это меня более чем устраивало. Его уныние невероятно меня возбуждало, доставляя почти чувственное удовольствие, и мне пришлось закрыть лицо капюшоном плаща, чтобы никто не заметил моего восторга.
Читать дальше