Евгений Суханов - ИЗГОЙ

Обойдя всю деревню я остановился возле отдельно стоящего маленького домика, расположенного возле самого берега. Ворота покосились, но всё ещё держались на толстых, покрытых слоем ржавчины, кованных петлях. Столбы, на которых висели створки ворот, выглядели так, как-будто их только вчера вкопали в землю – не было заметно ни одного следа гнили. Я постучал по столбу костяшками пальцев – дерево отозвалось звонким гулом, как если бы столбы были металлические.

«Топляк!» – подумал я.

Эти лиственничные бревна, из которых были сделаны столбы, не один год пролежали под водой, набравшись такой прочности, что легко посоперничали бы с аналогичными столбами, изготовленными из стали и уверенно обошли бы их по нескольким параметрам. Такая древесина очень ценится и стоит огромных денег, а обычным топором такой столб можно, разве что поцарапать.

Пробравшись через прошлогодние заросли засохшей крапивы, росшей по бокам узкой тропинки, я прошел через двор и попытался войти в дом, но дверь оказалась запертой изнутри.

Я насторожиться и медленно достал пистолет из кобуры. Не спуская глаз с закрытой двери, я сделал два шага назад и, дослав патрон в патронник, постучал рукоятью пистолета в закрытые ставни. Я не надеялся услышать ответа, но в доме отчётливо раздались шаркающие шаги, тихо скрипнула дверь в сенях, затем снова звук шагов – стукнул засов, дверь отворилась и на крыльцо вышла сухощавая старушка в старом овчинном тулупе, с выцветшим шерстяным платком на голове. На её сморщенное лице, похожем на печеное яблоко, сверкали ясные, почти черные глаза.

– Пистолет-то отпусти, – сказала она, на удивление молодым голосом. На вид старушке было под сотню, но голос… голос явно не соответствовал ее внешности и больше подходил женщине лет сорока.

– Извините, – смущённо сказал я, извлёк магазин, передёрнул затвор и, подобрав вылетевший патрон, вставил его в обойму и сунул пистолет в кобуру, – вечер добрый! – запоздало поздоровался я.

– И тебе не болеть! – улыбнулась старушка. – Ты чей будешь?

– Меня Лёша зовут. Проезжал мимо и заинтересовался вашей деревней, только не нашел никого, кроме вас. Где всё?

– Давно уже нет никого, одна я здесь осталась. И зови меня Петровной.

– А имя?

– Агриппина. Только меня по имени давно никто не называл, Петровна и всё. Заходи, чаем тебя напою.

– До лодки только дойду. Может вам чем помочь?

– Если только дров наколоть, да печку протопить, мне самой-то тяжело уже.

– Без проблем. Где дрова?

– За домом, – Петровна махнула рукой в сторону.

– Я быстро! – пройдя за дом я обнаружил гнилой дровяник с провалившейся крышей. Здесь же нашёл ржавый топор, который давно утратил свою основную функцию. Я развернулся и зашагал на берег.

Набросав в рюкзак продуктов, взял свой топор и вернулся к дому Петровны.

Через сорок минут все найденные в сарае чурки были расколоты и уложены в аккуратную поленницу. Взяв большую охапку дров и, бросив топор на крыльце, я подобрал рюкзак и прошел в дом через темные сени.

Изнутри дом выглядел гораздо лучше, чем снаружи. Несмотря на ветхость предметов интерьера, составлявших убранство комнаты, везде было чисто убрано, а воздух был насыщен ароматами трав, пучок которых висел под потолком. Стол, два стула, комод, шкаф для посуды и продуктов; высокая железная кровать с полированными набалдашниками, украшавшими спинки, была застеклена лоскутным одеялом; деревянная бочка с водой, умывальник с чугунной раковиной и кирпичная штукатуренная печка, возле которой Петровна возилась с настоящим русским самоваром, труба которого была вставлена в специальное отверстие печи.

Домик освещался горевшей керосиновой лампой, стоявшей на небольшой полочке, но даже с закрытыми ставнями света вполне хватало – казалось, что сама комната излучает слабый фосфорицирующий свет.

– Проходи, не кусаюсь! – улыбнулась Петровна, обнажив ровные белые зубы.

– Первый раз вижу настоящий самовар, – ответил я первое, что пришло мне в голову, – сейчас такой можно только в музее увидеть или в антикварной лавке. А сколько вам лет?

– Девяносто два осенью будет.

– Я бы больше пятидесяти не дал, пятьдесят один максимум! – сказал я, польстив старушке.

– Так молодо выгляжу? – заулыбалась она, заливая крутым кипятком какую-то траву в маленьком заварнике.

– Конечно, особенно голос, глаза и… зубы. Мне б такие.

– По наследству тебе оставлю!

– Твоя щедрость не знает границ! – ответил я, переходя на «ты», но Петровна никак не отреагировала на это.