Елена Ковалёва - Не хочу быть Золушкой!

Тогда Тесла взял вместо черного серый и около каждой скобочки, кроме одной, нарисовал серую палочку. Сомнений не осталось – это был подземный коридор со стражниками около дверей! Затем он зеленым карандашом в центре коридора поставил палочку. Она была выше, чем серые. Внимательно посмотрел мне в глаза – понимаю ли я его? Я сделала вид, что не понимаю, о чем речь, слегка помотав головой.

Тогда он достал из кармана маленькую серую пуговку, обтянутую тканью – как раз такую, как на кофточке Зеленой Палочки, и показал мне. Я подержала пуговку в руках. Плотная, размером с ноготь, снизу из черной пластмассы с петелькой, сверху – из ткани с ворсистой поверхностью – кончики моих пальцев ощутили неприятное покалывание.

Удостоверившись, что я поняла его, красным карандашом, причем, левой рукой, он провел справа налево вдоль всего коридора зигзагообразную линию со стрелкой на конце, поразив Зеленую Палочку и часть охранников в серых пиджаках. Это линия могла означать только одно – молнию, которую он собирался пустить в подвал!

Тесла вырвал лист с рисунком из тетрадки. Затем написал в правом нижнем углу: «11.11 в 11» и отдал мне.

После сампо, с графическим письмом в руках, я бежала в нашу комнату, чтобы поделиться известием с «Тайным обществом». Взрыв молнии Тесла запланировал на воскресенье, до него оставалось всего два дня!

Батяня назначила заседание после душа в холле.

Мы сидели на диване, поджав под себя босые ноги, в байковых халатах, с полотенцами на головах. Три пары одинаковых тапочек стояли рядком около дивана.

Я подала Батяне листок Теслы. Она внимательно рассмотрела рисунок, потом передала его Тубе со словами:

– Значит, это не только наша тайна!

– У него и пуговица есть!

– Какая пуговица? – удивилась Туба.

– От кофточки Зеленой Палочки! – я доложила о маленькой улике.

Туба, рассмотрев рисунок, высказала свое мнение:

– И, похоже, Тесла знает, что сейчас пленников в подземном коридоре нет!

– Вернее, не было! До сегодняшнего дня, – сказала Батяня. Сегодня, после тестирования академиков, трех девочек куда-то оправили. Скорее всего, в подвал!

– Кого?! – ужаснулась Туба.

– Таньку-Ваньку из девятого, Биссектрису из десятого и Принцессу из седьмого.

– Таньку-Ваньку без брата?! – в это трудно верилось – настолько их привыкли видеть вместе.

– Говорю же, девочек! – Батяню иногда раздражала моя непонятливость.

Принцессой звали цыганскую девочку, которой уже исполнилось шестнадцать лет, но она училась только в седьмом классе. Принцесса – ее настоящее имя, не прозвище. Так у нее в паспорте записано. Принцесса не очень хорошо усваивала школьную программу, зато могла и прошлое, и будущее по руке рассказать. И все сходилось! Видимо, со своей одаренностью она не вписывалась в группу академиков.

– Каким образом не прошла тестирование Биссектриса с математическим уклоном –совершенно не понятно! – изумилась Туба.

– Если в подвале держат девочек, то становится ясным, почему Головастика и Носа вернули, – рассуждала Батяня.

– А Молоко? – возразила Туба.

– У нее болела голова. И медсестра сказала… – я напомнила, как девчонок не пустили навестить меня из-за того, что у Таи Молоко могли быть микробы.

– Может быть, потому, что она пятиклассница?.. – вопрос Батяни заставил нас задуматься.

– А если их продадут в рабство?! – Туба всхлипнула.

– Прекрати, Туба! До этого не дойдет – я уверена… – голос Батяни прозвучал не слишком оптимистично.

– Что же нам делать? – я уже ничего не понимала, но стало страшно. Даже сердце громче застучало – так же, как тогда, когда Серые гнались за мной в подземном коридоре.

– Первым делом, Мисюра, передай Тесле наш ответ, – Батяня взяла себя в руки. В подземном коридоре снова появились дети – значит, пускать молнии нельзя!

Сегодня Нифигенич пригласил в библиотеку Тубу и отдал ей одну фотографию.

На старинной, пожелтевшей от времени карточке были изображены красивая девушка в длинном белом платье и офицер. На обратной стороне расплывчатыми чернилами написано:

«Лилечке на долгую память от потомка русских декабристов и немецких рыцарей. Иркутск, 1904 г. Проездом на фронт».

– Лилечке? – удивилась Батяня.

– Нифигенич считает, что Лилечка – это моя пра-пра-пра-пра…бабушка. Вполне может быть, что меня в честь нее назвали. Она была известной артисткой.

Мы так привыкли называть друг друга вымышленными именами, что почти забыли, что Тубу зовут Лиля, Батяню – Яна, меня – Ангелина, или, сокращенно, Геля.