– Слушайте, профессор, а почему бы вам не подтвердить истинность ваших доводов на Новой Земле? Да, да – продолжил Циволька, когда ошарашенный таким предложением Бер обернулся на его слова – Именно там. В ближайшее время я отправляюсь в экспедицию на Новую Землю с целью картографирования Южного острова и исследования недавно открытого пролива Маточкин Шар. Основные участники этой экспедиции на Новую Землю, как и предыдущих – матросы и офицеры Русского императорского флота, которые хорошо разбираются в морском деле и картографии, но в естественных науках, сами понимаете, не бельмеса ни понимают. Понимаю – спокойно продолжил Циволька, поймав на себе недоумённый взгляд Карла Бера – Такие важные решения в одночасье не принимаются, да я вас и не тороплю. Вот мой адрес в Санкт-Петербурге – протянул он профессору свою визитку – по которому вы можете меня найти. В Петербурге я пробуду ещё неделю, утрясая мелкие вопросы, связанные с экспедицией, надумаете ехать – отправляйте посыльного. Честь имею! – и, вежливо поклонившись, Циволька быстро вышел из аудитории.
Как он прибыл к себе домой, Карл Бер долго вспомнить не мог. Сказать, что предложение Станислава Цивольки застало его врасплох – значит, не сказать ничего, он был буквально ошеломлён этим предложением, ведь ему только что предложили выполнение его детской мечты о путешествии по России. С самого раннего возраста, когда Карл Бер ещё рос на дядиной мызе Лассила, приносившей, как порой говорили русские, 100 рублей убытка в год, он только и думал, что о естественных науках. Несмотря на то, что его дядя был довольно-таки плохим хозяином, жил чуть ли не в долг, а все без исключения соседи считали его чудаком, он души не чаял в своём резвом племяннике, всячески поощряя его интерес к родной природе. Когда Карлу Беру было 8 лет, он вернулся в лоно родной семьи на мызу Пип под Вейсштейном или, как его называют эстонцы, Пайде – «известняк», в честь горной породы, из которой был построен местный замок и там он уже начал учиться всерьёз, в том числе и естественным наукам. Учился он быстро, в 10 лет он уже принялся за изучение тригонометрии, а в 12 лет составил точную карту имения Пип и именно тогда у него возникла идея путешествия в неведомые земли, особо его манил Крайний Север, но семейные обстоятельства заставили его всерьёз заняться медициной – наукой, не располагающей к странствиям по свету, затем были Дерптский университет, служба военным врачом в Отечественную войну 1812—1814 годов, учёба, а затем преподавание в немецких университетах. За это время мечта о путешествиях стала восприниматься, как детская блажь, а письмо его брата Андрея, казалось, окончательно похоронило её:
«Скажу теперь несколько слов о плане твоего путешествия.
План был бы недурен в просвещенной стране, но не в России,
которая очень отстала в этом отношении и особенно на Крайнем
Севере, где редко видят чужих и где господствует фанатизм и
грубое суеверие; там путешествовать без содействия властей
почти невозможно. Во-первых, при переездах с одного места
на другое, вне почтового тракта, возникают большие трудности,
так что за лошадей приходится платить втрое дороже, и то их
часто не достать. Можно бы избежать этих трудностей, имея
пару здоровых ног. Но нелегко придется в деревнях, где можно
найти только жалкое пропитание, и в этих местах в деревенских
домах невероятная грязь. Второе – тебе придется голодать
во время постов, потому что в постный день никакой право-
славный русский человек не продаст тебе ни молока, ни яиц и
не позволит поставить в печь горшок с мясной пищей. Малейшее подозрение, что ты не принадлежишь к православной вере,
может окончиться самым печальным образом… Хорошо еще, если ты отделаешься побоями, и не отдашь богу душу. Чтобы
избежать этого, надо соблюдать обряды православной церкви.
После кампании 1812 г. русский народ настроен против всего,
что ему не кажется чисто русским, и что ему будут непонятно,
например, задачи твоего путешествия. Тебя могут принять
за шпиона, а это грозит большими неприятностями, даже в более
культурных губерниях. Чего же можно ожидать на берегах
Ледовитого океана? В подмосковной деревне меня чуть было не
убили мужики, потому что я не вполне чисто говорю по-русски,
и если бы со мной не было трех десятков солдат, которые меня
Читать дальше