Ольга Кислова - Стася. Вторая книга из серии «Принцессы»

– Доченька, пошли завтракать, – позвала Настю «мама» и засуетилась возле стола. Расставив вырезанные из дерева тарелки и такие же ложки, она подбежала к печи и, взяв ухват, вытащила горшок с кашей. Запах разлился по всему дому и у девушки заурчало в животе.

– Снимай одёжу, – показывая на самодельную вешалку в виде оленьих рогов, только сделанную из дерева, Марья снова засуетилась возле стола, раскладывая горячую кашу по тарелкам.

Стася сняла шубку, повесила её на одно из разветвлений у рогов и снова оглядела себя с ног до головы. Она стояла в голубом сарафане, который был так же расшит замысловатыми узорами, словно их создал сам Мороз, под сарафаном была длинная рубаха белого цвета с серебряной тесьмой. В косу была вплетена серебряная лента.

Целый день приёмная дочка училась всему понемножку, узнавала названия тех или иных предметов, расспрашивала, где она оказалась, и приёмная мать с удовольствием рассказывала все подробности, которые сама знала.

Оказалось, что деревня всегда была такой маленькой, но по дороге через лес находится столица, где правит царь Берендей.

– Он мудрый и добрый, – рассказывала мать, сидя за прялкой, а Настя слушала и запоминала всё, чтобы потом, дома, рассказать все подробности сестре и родной матери.

– К нему часто обращаются люди за советом, чтобы разрешить тот или иной спор. Он уже совсем старый, но у него есть приемник – его сын Иван, правда, поговаривают люди добрые, что царь пообещал его Лешему и теперь приходит срок отдать родного сына злобищу проклятому. – Женщина фыркнула и нахмурилась, было видно, что тема детей её очень задевает.

– А сынок-то у него чудо как хорош. Красавец писаный. Кудри вьются спелее пшеницы спелой, глаза, как у Ярилы божественного, – тут она кивнула в сторону картины с по пояс обнажённым парнем, – высок да статен, такого в мужья разве только царевне заморской или божеству земному. – Марья возвела глаза к небу и застыла с блаженной улыбкой на устах. Всё это время её мужа Ивана не было ни видно, ни слышно, он занимался надворной работой. Дрова рубил, скотину кормил, в лес ходил, а ежели и был дома, то лишь в своём углу сидел – поделки всяческие выстрагивал.

День пролетел почти незаметно, наступила ночь, вернее вечер, но в доме, где горела одна лучина, казалось, что находишься во тьме кромешной. Приёмная мама решила постелить для дочки на полатях, но Настя решительно отказалась, сославшись на то, что она может растаять от чрезмерной жары печи. Поэтому она улеглась на одной из широких лавок. Ей на самом деле не было холодно. Её преследовало ощущение, что кожа не боится холода, а сердце словно слеплено изо льда. Когда все уснули, Стася начала размышлять, что же всё-таки происходит с ней и её сказкой.

«Я, – мысленно говорила Настя сама с собой, – стала своей противоположностью. Вместо пылающего огня – я закоченевший лёд. Это первое. Я не управляю своим голосом и внешность, видимо, у меня не совсем моя. Это второе. Я не могу проявлять свои негативные эмоции и эмоции вообще. Это третье. Хотя оно и понятно. Снегурочка была безэмоциональной, так как была сделана из снега и сердце у неё ледяное. Внешность изменилась, подстраиваясь под образ, в котором я сейчас нахожусь. И последнее, я всё же не поняла, почему я оказалась в образе, противоположном моему характеру? Может, меня таким образом хотят чему-то научить? Чтобы сказала или сделала в этом случае мама? – задумалась девушка. – Мама, мама, что же ты сделала бы? – мысли её скакали из стороны в сторону. – Кстати, что в пакете?» – спохватилась Стася и, тихонечко встав со своего ложа, подошла к ветвистым деревянным рогам, на которых весели все её вещи. Аккуратно, чтобы никого не разбудить, девушка сняла пакет и вернулась к лавке. Усевшись поудобнее, она распахнула свёрток. На коленях у неё оказались лежать три предмета: зеркало, гребень и платок.

– Странно, – пробормотала Настя, – зачем мне все эти вещи? – поднимая поочерёдно предметы, девушка увидела записку. Развернув её, она начала всматриваться в строчки, но темнота мешала ей это сделать. Привыкшее к темноте зрение давало только разглядеть крупные вещи, красавица со злости хотела чертыхнуться, но тут её ладони начали светиться мягким серебристым светом. Стася ахнула, но спохватилась и зажала рот рукой, чтобы не разбудить хозяев дома. Сияние, текшее от рук, давало достаточно света, чтобы прочитать мелкий убористый почерк мамы. – Странно, – нахмурилась девушка, хотя её лицо ничего так и не отобразило. Просто внутри ледяного тела Анастасия могла делать всё, что захочет: и злиться, и ругаться – но Снегурочка при этом оставалась невозмутимой и ледяной. – Вроде свёрток передала мне Иринка, почему записка от мамы? – недоумение длилось несколько секунд, после чего девушка решила изучить содержимое записки.