Джонни Рэйвэн - Тень Буревестника. Часть 3

– Неназываемый.

– Он сам тебе это сказал?

– Неназываемый не говорить со смертный, пока он быть жив. Я слушать Огненный Лис.

– Значит, к тебе приходил этот самый лис и пропел на ушко о твоём позоре?

Рагхарец, закрыв глаза, покачал головой.

– Тогда кто, скажи на милость, внушил тебе подобную чушь?

– Это говорить моя отец, – почти шёпотом ответил Завалон, – так учить его отец. Я испачкать имя своя род и поклясться отомстить. Но сейчас… Я испачкать своя воинский имя. Этот позор очистить нельзя. Только если пролить кровь и умереть в священный битва. Так будет угодно Неназываемый.

– Так вот, где собака зарыта! – хмыкнул Львёнок. – Послушай меня, Завалушка. Нет такой веры и таких богов, кому твоя смерть была бы в радость. Не для того они нас создавали, чтобы наслаждаться нашими мучениями. Мы рождены для определённых целей, а каких именно – решать только нам. Жизнь – штука непростая, но изменчивая, и в этом её главный плюс. А если сегодня хреново, так будет новый день. Может, завтра, может, через месяц, может, через год тебя ждёт какое-то великое дело? И от него будет зависеть не только твоя судьба, но и судьбы других людей? А если тебя не станет… кто тогда будет вершить дело, предназначенное исключительно для тебя? Вот-вот. Никто.

Завалон, повернувшись, внимательно слушал Лео.

– Что же насчёт отца… Своего я не знал. Однако был в моей жизни человек, кого я с радостью назвал бы отцом. Он учил всегда верить в себя и никогда не сдаваться. Этому, в первую очередь, отцы должны учить детей. «Жизнь – это игра в кости с бесконечным количеством бросков. И если выпали единицы, не стоит отчаиваться. Возможно, при следующем броске ты выкинешь шестёрки. Но пока не попробуешь – не узнаешь». Так говорил мне учитель. Помереть никогда не поздно. Однако вот пожить… пожить ещё надо успеть.

Золотистые глаза Завалона потеплели.

– Твоя учитель – мудрый человек, сын льва. Где он быть сейчас?

– Его уже нет.

– Хотеть ты увидеть его ещё раз?

– Да уж. Всё бы отдал за это.

– Что ты сказать ему при встрече?

– Никогда не задумывался об этом. Наверное… Я сказал бы ему «спасибо». За всё, что он сделал для меня. Мы редко благодарим тех, кто любим. Ещё реже напоминаем им, насколько они нам дороги. Однако, когда уже не можем, только об этом и думаем. И страшно жалеем, что не успели.

– Твоя отец вырастить мудрый сын.

– Не настолько, насколько он хотел, – хмыкнул Львёнок. – Будь я мудрее, мы сейчас не тащились бы в такую даль. А хочешь, спою?

– Что? Ты… Петь?

Лео уже жалел о порыве, который побудил его задать этот глупый вопрос.

– У нас с учителем была одна любимая песня. Мы, бывало, пели её вечерами, встречая закат на крыше.

– Ты спеть мне ваш песня, сын льва?

– А ты правда хочешь послушать? Знаешь, дурацкая затея. Из меня не самый лучший бард вышел…

Завалон позволил себе скупую улыбку.

– Песнь ценится духом, не голосом. Прошу. Спой.

– Ну, если уж просишь, как же могу я отказать? – фыркнул Лео. – Ладно. Только, пожалуйста, не перебивай.

Прочистив горло, он отпустил поводья и закрыл глаза, позволив Соколу идти без надзора. Львёнок попытался вернуться в те далёкие времена, когда жизнь казалась простой штукой, о будущем думать не приходилось, а учитель был рядом. Лео увидел давно позабытую картину: сухая черепица, крыши домов упираются в голубую кайму океана, и алеющий диск на розовом полотне плавно погружается в воду. Рядом сидит учитель – его тёплая рука обнимает белобрысого мальчишку за плечо, широкая улыбка под светлыми усами искрится, словно жемчуг, и знакомые паутинки морщинок собраны в уголках смеющихся глаз.

Воспоминание оказалось настолько ярким и красочным, что Лео едва сдержался, чтобы не всхлипнуть. Вор полностью отдался тем дивным денькам и запел так, словно они никогда не заканчивались: