Андрей Пучков - Дом для призрака

Я вошёл и увидел пригласившего меня мужчину, который внешне чем-то походил на того, с которым я разговаривал на улице. Но этот был значительно старше, одет намного импозантнее: отглаженные темные брюки, белая рубашка с коротким рукавом и узкий черный галстук – было видно, что вещи дорогие. Такой же широкоплечий, и с таким же взглядом. Он посмотрел на Котяру, значит, тоже видел его, ничего не сказал, а, улыбнувшись, пригласил пройти за ним.

Дом действительно был большой. Возле двери начинался немалых размеров холл, который богатством, конечно, не поражал, но мраморный пол на фоне добротных и даже, на первый взгляд, недешёвых панелей производил благоприятное впечатление. С правой стороны от входных дверей, за стойкой сидел молодой мужчина в синей рубашке охранника. Слева, возле стены, стояла пальма, под которой пристроился красивый журнальный столик, рядом с которым стояли два удобных на вид кресла. В одном из кресел сидело нечто, по моим ощущениям, напоминавшее моего Киллера, но без паучьих лап.

Я постоял немного, разглядывая призрака, а потом вопросительно глянул на своего сопровождающего.

– Всё в порядке, – улыбнулся он, – это тоже наша охрана. Мы шли по длинному коридору, по обеим сторонам которого находилось множество кабинетов, из которых выходили и входили в них сотрудники или посетители. Пока я шлёпал за своим сопровождающим, я внимательно приглядывался ко всем, кого видел в коридоре, но не встретил ни одного человека, хотя бы приблизительно похожего на эмигранта. Наконец, мы остановились перед кабинетом, на котором красовалась цифра тринадцать,

– Здесь у вас возьмут заявление о приёме на работу, заполнят анкету и ещё некоторые формальности, – опять улыбнувшись, сказал мужчина. Я поблагодарил его и зашёл в кабинет, Котяра впёрся следом за мной.

Мне не повезло! Во-первых, кабинет номер тринадцать. А это уже напрягает. Во-вторых, за столом сидел именно такой человек, с типажом которого у меня всё время происходили неприятности. Молодой, единственное, что отличало его от других таких же, с которыми я уже сталкивался в своей жизни, этот не был толстым.

Этот «молодой» сидел за столом, развалившись в своём кресле, и смотрел на меня с каким-то пренебрежительно-презрительным выражением. К его столу был пристыкован ещё один стол в виде буквы «Т». Единственный стул, стоящий возле стены, был занят спортивной сумкой.

– Здравствуйте, – поздоровался я, решив не отступать от элементарных канонов вежливости. Но, как я и ожидал, в ответ мне здоровья не пожелали и сесть не предложили. Поэтому мне оставалось только стоять и пялиться на него. А такой расклад меня полностью не утраивал.

– Слушаю, – наконец-то с барской ленцой протянул «молодой».

«Это ж надо так! У тебя и голос то противный! – мысленно поморщился я – Ну что же, понеслась…».

Я, ни слова не говоря, подошёл, снял со стула сумку, поставил её на стол, потом взял стул, поставил его с другой стороны стола и уселся, не забыв поразвязней развалиться. Я, конечно, не мог его видеть, мне мешала сумка, но и он по этой же причине не видел меня. Честно говоря, я получал удовольствие от сложившейся ситуации, тем более что чувствовал, продолжение будет. Котяра тоже млел, он сидел как раз напротив «молодого» на столе и внимательно его разглядывал.

– Тебе кто разрешил сесть? – раздалось из-за сумки.

– А я что, когда вошёл, спросил у тебя разрешения сесть? – прогундосил я, стараясь скопировать его голос. Владелец сумки встал, убрал её со стола и бросил на пол. Видимо сообразил, что ситуация выглядит вполне идиотской, в которой его посетитель ничего не теряет.

– Слушаю, – опять повторил он.

– Кого? – удивился я и с идиотским, надеюсь, видом огляделся по сторонам. Морда «молодого» покрылась красными пятнами, он разозлился.

– Говори, – прошипел он.

– Хорошо, – послушно согласился я, – говорю. Ты Есенина любишь?

И начал декламировать ему стихи:

Нивы сжаты, рощи голы,

от воды туман и сырость.

колесом за сини горы

солнце тихое скатилось.

Дремлет взрытая дорога.

ей сегодня примечталось,

что сосем-совсем немного

ждать зимы седой осталось…

Это его окончательно взбесило. Есенин, наверное, у него был не в фаворе, потому что говорить нормально от злости он уже не смог и только просипел:

– Если бы в соседних кабинетах не было этой толпы и мы с тобой были здесь вдвоем, я бы тебе показал… гадёныш!

Я подался всем телом к нему и проблеял: