Татьяна Авлошенко - Осень Окаяна

Шарк, шарк… Пошел. Можно оборачиваться.

Император взгромоздился на ложе, поджав под себя тонкие кривые ножки. Выпирающее брюхо поползло вниз. Обтянутый желтоватой кожей лысый череп клонился на грудь, словно непомерно большая челюсть влекла его вниз. Герумский монарх не старше Великого Магистра, в возрасте вершины. Порошок голубоватого корня ниянова хрена не щадит своих почитателей. Если властью и впрямь наделяют боги по своему усмотрению, то те, кто смеет так называть себя сейчас, избравшие эту тварь, действительно достойны свержения.

– Ну? – буркнул император.

– Она созналась. Рубин в перстне, который она носила на пальце левой руки, сдвигается. Под ним ямка, в которой найден яд, который, будучи растворен в вине…

– Довольно! – махнул своей лягушачьей лапкой император. – Слишком долго говоришь! Да и молвь у тебя… Столько лет в Братстве, а так и не научился по-человечески болтать. Эту… казнить. Распорядись.

Хороша была Маргарита фон Штессер. Хороша и умна. И верна. Привезенная с Окаяна, отданная Урбану в фаворитки, это она приучила императора к порошку из ниянова хрена. Тонко, незаметно приучила. Но все на свете должно иметь свой конец. Ты не нужна мне больше, Маргарита. И потому тебя больше нет.

– Ваше Величество, сегодня я отправляюсь на остров Окаян. Пора свернуть голову наглости нордров.

– На родину потянуло? – голубоватый порошок, растворившись в крови, обретает власть над человеком. Император храбр и зол. Но не умен. – Поезжай, поезжай в свою вотчину. Твой остров. Дарю, за верную службу дарю.

Изобразить восторг и благодарность. Согнуться в три погибели. Но не пытаться поцеловать руку и вообще приблизиться.

– Не благодари! – император доволен собой, своим умом, умением жаловать верных людей. Ему кажется, что он сам все придумал, уже забыл, о чем просила его Маргарита фон Штессер в последнюю ночь. – Иди! – повелителю герумов не терпится остаться наедине с дивным порошком. И сладкими грезами, которые он вызывает.

Кланяясь, задом, к двери.

– Я хотел бы получить благословение епископа Максимилиана…

– Нету! – с набитым ртом. – Хворает Максимилиан!

Дверь захлопнулась.

Великий Магистр доволен. Император долго не протянет. Наследник? Завтра получит приглашение на охоту. В веселой компании найдется та, кто увлечет принца прочь от людей. Лошадь испугается скользнувшей с кочки гадюки. Шламгенгская трясина никогда не отдает добычу. И никогда не выдает тайн.

Император протянет подольше. Ровно до того дня, когда Великий Магистр вернется в Лагейру. А затем… Хватит венценосному греховоднику гневить Господа.

Жаль, упустил епископа Максимилиана. Нельзя было верить тому, что все выходы из норы старого лиса надежно перекрыты. Но куда он денется?

И как же легко оказалось заполучить Окаян!

Великий Магистр шел прочь от покоев герумского императора. Выстланный медными листами пол под тяжелыми сапогами гудел победным гонгом.

Третий день заливает Хофенштадт дождь. Вода собирается в лужи, лужи растут, превращаются в ручейки, ручейки бегут по улицам города. Еще немного, и ручейки сольются в реки, реки сломают крепкие двери, ворвутся в дома, унесут их в невиданный морской поход. Но этого не произойдет. Город – это богатство и слава, иногда спасение. Хорошо заботятся хофенштадтцы о сохранности его. Много лет пытается море взять Хофенштадт приступом, но единственной его добычей остается гавань.

В гавани заправляет Бьярни Кормщик. Каждое утро крепкий приземистый мореход заявляется в порт, неспешно осматривает корабли, оглаживает каждый, словно всадник любимую лошадь. Тот, кому не лень пойти с Бьярни, получает в подарок целый ворох морских историй, берущих начало свое чуть ли не с плавания Ноева ковчега.

Но сегодня даже несокрушимого Бьярни дождь загнал в дом, под защиту прочной крыши и жаркого очага. Мореход и здесь нашел себе слушателей, собрав вокруг себя почти всех постояльцев трактира. Только два человека остались наверху, в жилых комнатах. Высокий старик в одежде священника читал, сидя у стола, его гостья, темноволосая девушка лет пятнадцати, устроилась у камина. Старик и девушка молчали. Рука Берканы, втыкающая нож в устилающий пол камыш, говорила отцу Мартину гораздо больше, чем мог бы поведать язык. Только когда острое лезвие промелькнуло в опасной близости от расшитой золотом туфельки, священник заговорил:

– Мне кажется, что замужество – не самая плохая судьба для девушки. Тем более если мужем ее должен стать весьма достойный человек.