Татьяна Никоненко - Чертова любовь, или В топку классиков

Из моего семнадцатиэтажного окна видно Выхинский рынок, железную дорогу, МКАД, жилые дома. Но лучше всего с моего семнадцатого этажа видно закаты. Они здесь чаще всего розовые – такие закаты дарят нашим желтым старческим обоям надежду.

Я ловлю солнце на своем втором этаже нашей двухъярусной кровати до последнего блика на моем фланелевом носке с сердечками. Солнце померкло, стало слишком темно, придется стягивать носки, чтобы спуститься вниз, они у меня для спанья.

Я спрыгиваю неуклюже с верхней железной ступеньки, пропуская нижнюю, чтобы не наступить на покрывало соседки. Ей такое не понравится.

От моего прыжка кровать лениво поскрипывает, в комнате тихо, из коридора тянет пельменями, интересно, не позовет ли меня Олеся на ужин – гречка с солеными огурцами ее бабушки.

Под кроватью нахожу свои тапки и случайно пинаю пазл, который я по дурости подарила соседке на ее первый день рождения, а она даже не пыталась притворяться, что ей интересно его собирать.

Обхожу холодильник и мусорное ведро – опять заполнилось, чья очередь выносить? И толкаю наконец-то выключатель, включатель в моем случае.

Зажигается свет, обои снова теряют надежду и снова уходят в тускло-желтую депрессию. Меня радует только мой уголок – подарок папы и его коллеги-плотника. Плотника-мечтателя, потому что все элементы он сделал без ручек, чтобы я училась открывать ящики силой знаний, полученных в московском универе.

У меня есть свой шкаф для одежды, рабочий стол, полки для книг над столом и шкаф для кастрюлек и продуктов. Шкафы узкие и высокие. Когда не так сильно пахнет пельменями в коридоре, можно почувствовать запах дерева.

За счет этого уголка я официально объявила свою сепарацию от соседок-старшекурсниц и больше не дарю подарки им на день рождения – может, только тортик иногда. Сепарация проходила восторженно-трагически, особенно когда я доставала свои вещи с нижней полки общего старого фанерного шкафа, провозглашая конец унижений: вещи оттуда все время вываливались на пол, их то прижимали дверьми, то подталкивали ногой обратно. Ногой в тапке, а не в носках с сердечками.

Для окончательного провозглашения независимости я наклеила над столом постер с океаном и солнцем над ним. Мой уголок должен был стать самым депрессивным и темным в нашей вытянутой, как дыня, комнате, а стал моей собственной комнатой, комнатой в комнате. Если не поворачивать головы, то я могу даже забыть, что живу рядом с двумя пятикурсницами, которые в первый мой день здесь поставили мне стул со сломанной ножкой.

Отношения с соседками за два года совместной жизни эволюционировали, сепарация дает свои благотворные плоды. Я знаю, что друзьями нам никогда не стать, они перешептываются за моей спиной и, думаю, завидуют, особенно это заметно, когда ко мне заходят мальчики, к ним ведь почти никто не заходит. Об их мальчиках я слышу только из рассказов, цветов не вижу. Из всех ваза есть только у меня, я бы с радостью ей поделилась, но необходимости не возникает.

Пришла Олеся, она мягко стучится и тут же открывает дверь со своим теплым и круглым «привет». Олеся соседкам нравится больше, она мягче или скрывает лучше.

У Олеси зеленовато-серые глаза, брови домиком, отчего она становится еще милее, когда улыбается. Она смешно охает и вздыхает, и я повторяю за ней. Она умна и серьезно настроена на учебу, у нее какие-то очень взрослые идеи о финансах и инвестициях, я их не понимаю, но уважаю ее еще больше за это. Она красива, но красива и я, мы с ней равны. Именно это меня так вдохновляет.

Мы начинаем обсуждать наш проект на завтра, я подшучиваю над ней, потому что она снова полна идей, которые борются и вытесняют друг друга одна за другой из ее головы. Идеи эти проскальзывают в мою голову, озираются минутку, а потом, успокоившись, заваривают чаек и устраиваются на диванчике. Они уже привыкли, что я их почти никогда не прогоняю, вот и здесь мы просто добавляем на них новые, чаепитие расширяется.

Трудно представить, что этот теплый человек с оливковой кожей, рыжеватыми волнистыми и пушистыми волосами такой деятельный. В первые недели сентября, когда большинство из нас робко озиралось по сторонам, пытаясь найти друзей, понять правила новой игры в этой новой увеличившейся школе, Олеся шла из кабинета в кабинет, писала какие-то заявления на материальную помощь, легко отвечала на вопросы о списках документов, уезжала в какой-то магазин в центре Москвы, чтобы купить руколу своему папе, который приехал в командировку.